Криминальные чтива.
Первая встреча
25 мая состоялась первая встреча «Криминальных чтив». Это новая серия семинаров на стыке уголовного и частного права.
Дискуссия была оживленной, темы – злободневными, однако отведенного времени не хватило для ответов на все интересующие зрителей вопросы.
Впрочем, приглашенные специалисты по частному и уголовному праву дали на них ответы позднее, которые вы можете увидеть ниже.
Первый вопрос
касался выбытия помимо воли и хищения недвижимости: если сама потерпевшая подавала заявление о регистрации перехода права в Росреестр, но произошло хищение недвижимости по 159 УК, можно ли это квалифицировать как выбытие помимо воли в смысле ст. 302 ГК?
Сергей Гревцов, партнер АБ «Бартолиус», прокомментировал, что в данном случае ст. 302 ГК неприменима, поскольку имущество будет считаться выбывшим по воле потерпевшего. Скорее всего, предметом хищения будет не недвижимость, а встречное исполнение (деньги или иное имущество), которые потерпевшая не получила за нее.
Чаще всего хищение недвижимости квалифицируют по ст. 158 УК, которая не подразумевает какой-либо воли собственника на её отчуждение и, соответственно, позволяет применить ст. 302 ГК. Надлежащим способом защиты в данной ситуации будет подача иска о расторжении договора в связи с неисполнением покупателем своей обязанности по договору и требование о возврате переданного имущества злоумышленникам на основании ст. 1102, 1104 ГК.
Второй вопрос
был посвящен вопросу толкования ст. 302 ГК во взаимосвязи со ст. 159 УК, ведь первая предусматривает хищение в качестве частного случая выбытия имущества помимо воли владельца, в то время как при мошенничестве имущество передается по воле.
Сергей Гревцов указал, что хищение – это общее понятие, под которым понимается совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.
По его мнению, в ст.302 ГК под хищением помимо воли можно рассматривать лишь ст. 158 и ст. 161 УК РФ, поскольку именно они подразумевают отсутствие воли.
Мошенничество, наоборот, в большинстве своём подразумевает наличие у потерпевшего воли на передачу имущества, но либо эта воля искажена (тогда возможна защита по ст. 178, 179 ГК), либо потерпевшему причиняют ущерб путём непредоставления встречного исполнения.
Эксперт от цивилистов Вероника Величко также прокомментировала вопрос, указав, что существующие ограничения виндикации у добросовестного приобретателя получили в практике достаточно широкое толкование, а это приводит к несправедливым результатам и дестабилизирует оборот. Законодатель, встав на континентальные рельсы, четко обозначил лишь два повода для ограничения виндикации – выбыло «безвозмездно» или «помимо воли».
«Помимо воли» ориентирует на то, что нужно смотреть на действия собственника, насколько они были осмотрительны и сознательны. Она подчеркнула, что здесь важно обращать внимание на то, как именно выбыло владение, а не на сам факт уголовно-правовой квалификации «хищение».
Перечисление в гипотезе ст. 302 ГК случая «было похищено у лица…» не является безусловным основанием для ограничения виндикации, это пример выбытия «помимо воли». Соответственно, если лицо своими действиями передает право злодею, тут нет повода для ограничения виндикации. Например, в судебной практике получил отражение подход о том, что недействительность сделки сама по себе не свидетельствует о том, что имущество выбыло из владения помимо воли собственника.
Если собственник сам пришел и подал заявление в Росреестр на переход права (в отсутствии принуждения), то выбытие однозначно произошло «по воле», так как это и есть передача владения.
Третий вопрос
касался встречных однородных требований: является ли зачет обвиняемым встречных однородных требований с точки зрения уголовного права и уголовного процесса “возмещением вреда”, если такой зачет прекращает деликтное обязательство в случаях, когда такой зачёт допускается.
Сергей Гревцов пояснил, что в уголовном процессе момент «возмещения вреда» определяет сам потерпевший. Пока он не укажет на то, что вред возмещен полностью (не только имущественный, но и, например, моральный) – любые односторонние действия обвиняемого по его возмещению не будут считаться надлежаще исполненными.
Зачет можно рассматривать как возмещение вреда в двух случаях:
1. Если он оформлен соглашением, подписанным потерпевшим, или
2. Если в ходе уголовного судопроизводства потерпевший укажет на то, что он принимает возмещение вреда в виде зачета, оформленного в одностороннем порядке обвиняемым.
Если же при одностороннем зачете потерпевший промолчит или заявит о том, что такое возмещение вреда в форме зачета ему не подходит, то вред не считается возмещенным в рамках уголовного дела.
Участвовавший в дискуссии эксперт от цивилистов Андрей Егоров отметил, что ключевыми словами в вопросе являются «если такой зачёт допускается, конечно». На его взгляд, когда речь идет о классическом зачете, т.е. зачёте при помощи одностороннего акта одного из участников отношения, такие случаи должны быть очень редки.
Для зачёта по соглашению сторон нет никаких препятствий. Поскольку зачёт выполняет две функции – исполнения и обеспечения, то в первой своей функции он приводит к прекращению того обязательства, против которого заявлен зачёт. Поэтому можно было бы считать, что зачёт прекратил обязательство, а значит, вред возмещён.
Однако многие правопорядки специально ограничивают зачёт по требованиям из умышленного причинения вреда. Хотя в России подобного ограничения прямо в законе не установлено, его следует выводить из существа законодательного регулирования зачёта. К тому же, существует принцип добросовестности, согласно которому никто не может извлекать преимущества из своего незаконного или недобросовестного поведения (ст. 1 ГК).
При этом в тех случаях, когда указанное ограничение зачёта неприменимо (например, вред причинён по неосторожности), зачёт должен допускаться, если брать материальное право, поскольку долг преступника будет погашен.
А вот как к этому отнесётся уголовно-процессуальное право, надо разбираться отдельно.
Четвертый вопрос
касался преюдициальности: каким образом оцениваются постановления суда о прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям?
Адвокат Адвокатской палаты г. Москвы Анатолий Кузнецов разъяснил, что до 01.10.2019 de jure только приговор суда имел преюдициальное значение в части вопросов о том, имели ли место определенные действия и совершены ли они определенным лицом. При этом на постановление суда о прекращении уголовного дела стороны могли ссылаться как на обычное письменное доказательство.
На практике же для СОЮ в большинстве случаев такое постановление являлось преюдициальным.
Кроме того, в случае, если основанием прекращения дела являлся акт амнистии, суды активно пользовались ссылкой на определение КС:
«объявление амнистии, по своему содержанию и правовым последствиям не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено ст. 49 Конституции РФ. Однако такое решение предполагает основанную на материалах расследования констатацию того, что лицо совершило деяние, содержащее все признаки состава преступления».
Арбитражные суды, в свою очередь, всегда более скептически оценивали такие судебные постановления. На практике встречаются случаи, когда АС и СОЮ в отношении одних и тех же лиц по-разному оценивают одно и то же постановление суда о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию с точки зрения достаточности.
С 01.10.2019 ст. 69 АПК и 61 ГПК действуют в новой редакции:
«Вступившие в законную силу приговор суда по уголовному делу, иные постановления суда по этому делу …».
То есть теперь постановление суда о прекращении уголовного дела в части вопросов о том, имели ли место определенные действия и совершены ли они определенным лицом, безусловно, имеют преюдициальное значение. В практике АС уже есть дела со ссылкой на новую редакцию ст. 69 АПК.
Эксперт от цивилистов Павел Шефас, в свою очередь, отметил, что нельзя однозначно ответить на вопрос, поскольку возможны разные ситуации и разные действия ответчика.
Он сослался на свою практику, в которой был случай, когда, не добившись удовлетворения своих претензий в исковом производстве, истцы инициировали возбуждение уголовного дела, в рамках которого совместно со следователем провели сомнительные финансовые и оценочные экспертизы. В постановлении о прекращении уголовного дела по давности фигурировали выводы о совершении ответчиками якобы противоправных действий по продаже имущества по заниженной стоимости подконтрольным лицам. Однако обвинение так никому и не предъявлялось, и дело прекращалось следователем.
Обращением в суд со ссылкой на это постановление истцы не добились ничего. Суд отклонил довод о преюдиции, указав, что подобные выводы не считаются обстоятельствами, которые указаны в ст. 69 АПК.
В другом деле эксперт столкнулся с попыткой пересмотреть проигранный ответчиком подрядный спор по мотивам приговора, которым установлено завышение стоимости работ подрядчиком. Эта попытка также не имела успеха, поскольку доводы ответчиков сводились к ссылкам на оценочную экспертизу, которую они провели вместе со следователем в уголовном деле.
При рассмотрении арбитражного дела суд также проводил экспертизу, и экспертиза следователя не опиралась на какие-либо новые или неизвестные суду обстоятельства, а просто содержала иные выводы о стоимости, основанные на тех доводах ответчика, которые суд посчитал несостоятельными при рассмотрении дела.
Пятый вопрос
заключался в том, препятствует ли отказ в иске конкурсного управляющего о привлечении к субсидиарной ответственности по мотиву налоговой недоимки в деле о банкротстве ООО удовлетворению иска ФНС в общегражданском порядке, если иск:
– основан на тех же фактах (та же проверка, те же суммы, тот же ответчик),
– подан после завершения банкротства и
– есть постановление СК о прекращении уголовного дела по давности?
Анатолий Кузнецов разбил ответ на несколько частей.
Сначала он прокомментировал последствия отказа в иске арбитражному управляющему о субсидиарной ответственности в деле о банкротстве для других кредиторов. Он указал, что такой отказ препятствует повторному обращению на тех же основаниях конкурсным кредиторам, поскольку такое заявление является по своей природе заявлением в защиту группы лиц.
Согласно Закону о банкротстве, производство по поданному заявлению подлежит прекращению, если аналогичное заявление по тому же основанию и к тому же лицу было рассмотрено в деле о банкротстве.
Затем эксперт пояснил значение факта того, что ФНС было известно о наличии оснований для привлечения к ответственности до завершения процедуры банкротства?
По его мнению, это основание для отказа в иске. Закон о банкротстве предусматривает, что, если после завершения конкурсного производства или прекращения производства по делу о банкротстве лицу, которое имеет право на подачу заявления о привлечении к субсидиарной ответственности и требования которого не были удовлетворены в полном объеме, станет известно о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности, оно вправе обратиться в арбитражный суд с иском.
При этом основанием для обращения в суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности являются только те обстоятельства, которые стали известны заявителю после прекращения дела о несостоятельности.
Суд должен отказать в удовлетворении иска ФНС о привлечении к субсидиарной ответственности, если основанием для привлечения к ответственности являются обстоятельства, известные до прекращения дела о несостоятельности.
Свой комментарий дал также Алексей Николаев. Он разъяснил, что конкурсный управляющий, подавая заявление о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности, действует в интересах всех кредиторов. Формально заявителем может быть управляющий, но кредиторы, в том числе уполномоченный орган, являются лицами, участвующими в деле. Следовательно, они могут представлять свои доказательства во всех обособленных спорах. Поэтому подать заявления по тем же основаниям ФНС не может.
Более того, Пленум Верховного Суда РФ прямо указывает на невозможность повторного рассмотрения вне рамок дела о банкротстве заявления о привлечении к субсидиарной ответственности, если аналогичное заявление к тому же лицу и по тем же основаниям было предъявлено и рассмотрено в деле о банкротстве.
Он также разъясняет, что основанием для заявления о привлечении к субсидиарной ответственности являются «не ссылки на нормы права, а фактические обстоятельства спора, на которых основано притязание гражданско-правового сообщества, объединяющего кредиторов должника, о возмещении вреда, обращенное к конкретному лицу. В частности, не могут быть квалифицированы как тождественные требование о привлечении к субсидиарной ответственности, мотивированное непередачей руководителем должника учредительных документов, и требование, мотивированное непередачей им документации об основных активах должника, либо два требования, в основание которых положены разные действия (бездействие) одного и того же контролирующего должника лица».
Таким образом, если ФНС ссылается на какие-то другие фактические обстоятельства, то возможно заявление не является тождественным и может быть рассмотрено. Однако при этом необходимо учитывать, что вне дела о банкротстве можно подать заявления только по тем основания, о которых стало известно после завершения дела.
Посмотреть запись мероприятия можно по ссылке: https://www.youtube.com/watch?v=WCHzBVs6ex4
Текст подготовила Наталья Иванова, магистр права МГИМО, частная практика