Сделкоподобные действия в системе юридических фактов

Проблема построения общего учения о юридических фактах всегда была «камнем преткновения» как отечественной, так и мировой цивилистики. Внимание юристов традиционно привлекает лишь один юридический факт, одна из ключевых абстракций в системе гражданского права, – сделка. В то же время разработке общего учения о других юридических фактах уделяется гораздо меньше внимания, один из таких юридических фактов – сделкоподобное действие. Концепт сделкоподобного действия восходит к германской доктрине, в которой под ним понимается требующее восприятия заявление, содержащее фактическую информацию, с которым правопорядок связывает правовые последствия независимо от того, была ли направлена на них воля лица. В отечественном законодательстве вплоть до XXI века не содержалось упоминания о сделкоподобных действиях, не было и должной доктринальной разработки вопросов, связанных с ними. Момент появления в ГК ст. 165.1 считается «отправной точкой» развития учения о сделкоподобных действиях в российском законодательстве, практике и науке. Тем не менее тема сделкоподобных действий по-прежнему остаётся в тени по сравнению с другими, более популярными институтами.

В настоящей работе автором будут проанализированы основные вопросы, связанные со сделкоподобными действиями: произведено их соотношение с другими юридическими фактами, выявлены их признаки, предложен критерий их отграничения от сделок, разобраны вопросы применения к сделкоподобным действиям отдельных правил о сделках, разобран спорный вопрос о правовой природе признания долга для целей перерыва давности, а также прокомментированы некоторые положения ст. 165.1 ГК.

 

1. Юридические действия: сделки и юридические действия в собственном смысле

Как известно, юридическим фактом является обстоятельство, с которым правопорядок связывает определённые правовые последствия. Как отмечает Ю.С. Гамбаров, «результатом всякого юридического факта является наступление правовых последствий, разница между ними состоит лишь в том, что конкретно необходимо для наступления последствий» .

В системе юридических фактов выделяют юридические действия. Это различные проявления человеческой воли, которые являются «толчком к произведению изменений в существующем правопорядке». Какое-либо действие может быть признано юридическим только в том случае, если оно создаёт правовой эффект. Сила, которая такой эффект создаёт, исходит из указаний позитивного права. Иными словами, действие становится юридическим, только если правопорядок признаёт за ним способность изменять правовую реальность.

Важнейшим юридическим действием и кульминацией автономии воли является сделка – частное волеизъявление, направленное на порождение правового результата, который согласно правопорядку наступает потому, что мы этот результат желаем. Как видно из приведённого определения, правовой результат сделки наступает именно по той причине, что воля лица направлена на наступление именно этого конкретного правового результата.

Как отмечается в литературе, воля (в широком смысле) на совершение сделки состоит из трёх элементов:

1) воля к фактическому действию – это конкретное «мышечное движение», которое необходимо совершить лицу для того, чтобы сделка состоялась (например, участник гражданско-правового сообщества поднимает руку, чтобы проголосовать на общем собрании);

2) воля на заявление («заявительное сознание») – это осознание лицом того, что его действие в конкретной обстановке имеет способность произвести эффект в правовой сфере (так, например, актёр, который в спешке даёт автограф незнакомцу, не может быть связан обязательством, если он ставит свою подпись на листе, который на самом деле является страницей договора, так как он не осознавал и исходя из конкретной обстановки не мог осознавать, что его действие способно произвести правовой эффект);

3) воля к наступлению конкретных правовых последствий (например, одно лицо желает взять заём у другого лица и обязуется уплатить неустойку в 50 руб., если впадёт в просрочку. В данном примере лицо в случае просрочки заплатит неустойку только потому, что само изъявило на то волю).

Юридические действия не сводятся исключительно к сделкам. Правовые последствия зачастую возникают из деятельности людей и в тех случаях, когда воля на них не направлена. В таких случаях говорят о юридических действиях в собственном смысле – о действиях, правовые последствия которых определяются не волей лица, а указанием правопорядка.

Один из видов юридических действий, при котором направленность воли на правовые последствия не имеет значения, – это реальный акт (Realakte) (в российской литературе его чаще всего называют «юридическим поступком»). Вспомним упомянутые выше три элемента воли на совершение сделки. В случае с реальными актами необходима только воля к фактическому действию. С этим фактическим действием правопорядок связывает определённые правовые последствия. Например, когда художник пишет картину, он может и не осознавать, что его действия имеют юридическое значение и что с ними правопорядок связывает правовое последствие в виде появления у него субъективного авторского права. Юридические поступки производят правовые последствия erga omnes с момента совершения фактического действия и не нуждаются в доведении до сведения третьих лиц. По выражению немецкого цивилиста Binder’а, в праве существуют волевые действия, именуемые «непосредственными выражениями воли», они «исчерпываются в собственной правовой сфере лица» и «для своего существования не требуют содействия другого субъекта». Приведённым характеристикам отвечают и юридические поступки.

Промежуточное положение между сделками и юридическими поступками занимают сделкоподобные действия (Geschäftsähnliche Handlungen). В сделкоподобных действиях, как и в юридических поступках, необходима воля к фактическому действию, воля на сообщение определённой информации, однако в отличие от юридических поступков такая «фактическая» воля сама по себе не производит правовые последствия, информация обязательно должна быть доведена до конкретного адресата, так как она может произвести изменения в его правовом положении. Опираясь на разработки германской доктрины, можно выделить в составе сделкоподобных действий Erklarungswille («волю на совершение изъявления»), под которой понимается воля отправителя на доведение сообщения до конкретного адресата. Важно отметить, что в сообщении всегда содержится только фактическая информация, в нём не имеется «воли на возникновение последствий» (Wirkungswille), которая конструирует сообщение как сделку. Важно отметить и то, что Erklarungswille должна существовать по отношению к конкретному адресату, а не к любому третьему лицу, в противном случае сообщение не произведёт правовых последствий, данная позиция находит своё подтверждение и в литературе: «…если отправитель сообщает информацию какому-либо третьему лицу, не подозревая, что она будет случайно воспринята адресатом, то такое сообщение не произведёт для последнего никакого эффекта». Отсутствие воли на возникновение правовых последствий в содержании сделкоподобных действий не позволяет говорить о них как о волеизъявлениях, но как о «заявлениях» или «изъявлениях» – Erklärung. Как отмечает А. Манигк, «…не всякое «изъявление» есть волеизъявление. Поскольку там, где предметом изъявления не является воля, а, скажем, какое-либо заявление, не должно идти речи о волеизъявлении. Например, заявление, что товар оказался дефектным, является не волеизъявлением, но изъявлением другого рода». Как видно из рассуждений А. Манигка, отличие волеизъявления от изъявления состоит в том, что в первом случае в содержание заявления входит направленная на правовые последствия воля, во втором же случае такая воля отсутствует, имеет место адресованная конкретному лицу фактическая информация о действиях или событиях, которые либо уже произошли, либо произойдут в будущем. Получение сообщения адресатом является condicio iuris наступления правовых последствий юридически значимого сообщения.

Различие между сделкоподобными действиями и сделками можно проследить, сопоставив конкретные нормы ГК. Например, уведомление покупателем поставщика об отказе от договора поставки (п. 1 ст. 523 ГК) представляет собой сделку, так как содержание такого уведомления содержит направленную на правовые последствия волю покупателя. Напротив, уведомление покупателем продавца о ненадлежащем качестве товара (п. 1 ст. 483 ГК) не содержит воли на порождение правовых последствий, но последствия в виде возникновения у покупателя права требовать устранения нарушения возникают в силу указаний позитивного права. В ГК можно найти и другие примеры сделкоподобных действий: п. 6 ст. 181.4 ГК – уведомление участником общества других участников о намерении обратиться в суд с иском об оспаривании решения собрания; п. 3 ст. 382 ГК – уведомление должника об уступке права новому кредитору; п. 1 ст. 621 ГК – уведомление арендатором арендодателя о желании заключить договор аренды на новый срок, и др.

Автор настоящей работы предлагает выделение двух видов сделкоподобных действий:

1) законные – это типизированные законодателем виды сообщений, правовые последствия которых регламентированы конкретными нормативными положениями, их правовое регулирование является в большей степени императивным, стороны вправе установить для них собственное регулирование лишь в той части, в которой оно не регламентировано законом;

2) договорные – это сообщения, содержащие фактическую информацию, которым стороны своим соглашением придают правовое значение, их регулирование является в большей степени диспозитивным. Иными словами, стороны в своём соглашении могут указать, что с теми или иными информационными сообщениями для них будут связаны определённые правовые последствия вне зависимости от направленности воли на такие последствия.

В настоящей работе речь будет идти преимущественно о законных сделкоподобных действиях, договорные сделкоподобные действия будут упомянуты в разделе «Комментарий к некоторым положениям ст. 165.1 ГК».

Далее, для удобства определения того, является то или иное действие сделкоподобным или же представляет собой сделку, автор настоящей работы предлагает использовать «тест обратной воли». Суть теста заключается в том, что когда у нас возникают сомнения в правовой природе того или иного действия, мы каждый раз мысленно должны задавать себе вопрос: «возможно ли изменить правовые последствия данного действия собственным волеизъявлением, выразив волю, прямо противоположную тем последствиям, которые установлены правопорядком?». Для наглядности, приведём пример: общество А принимает решение о реорганизации и уведомляет об этом общество Б – своего кредитора, направляя ему сообщение примерно следующего содержания: «уведомляем Вас о том, что общество А находится в процессе реорганизации, однако право требовать досрочного исполнения у Вас не возникает, так как наше общество этого не желает». Как только мы посмотрим на эту ситуацию через призму «теста обратной воли», то сразу же поймём, что правовые последствия уведомления о реорганизации невозможно изменить частной волей, ведь они возникают исключительно в силу указания правопорядка. Поскольку общество А не создаёт эти последствия своей волей, то тем более оно своей волей не может их отменить, а потому право требовать досрочного исполнения у общества Б возникнет. Именно таким образом и должен работать «тест обратной воли» в сделкоподобных действиях, когда указание правопорядка «побеждает» волю на правовые последствия, иррелевантную для сделкоподобных действий.

Таким образом, можно выделить следующие признаки сделкоподобных действий:

1) они имеют характер заявлений (Erklärung): для их совершения требуется воля лица к доведению определённой информации до конкретного адресата;

2) их содержание исчерпывается информацией об определённых фактах, воля на возникновение правовых последствий в них содержаться не может, а если и содержится, то не принимается во внимание;

3) правовые последствия наступают независимо от того, была ли направлена на них воля лица;

4) получение сообщения конкретным адресатом является condicio iuris для наступления правовых последствий.

2. Сделка, сделкоподобное действие и юридически значимое сообщение: соотношение

В российской доктрине категория сделкоподобных действий чаще всего обсуждается в контексте ст. 165.1 ГК «Юридически значимые сообщения». Обратимся к п. 66 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Постановление № 25): «в юридически значимом сообщении может содержаться информация о сделке (например, односторонний отказ от исполнения обязательства) и иная информация, имеющая правовое значение (например, уведомление должника о переходе права (статья 385 ГК РФ)».

Формулировка «в юридически значимом сообщении может содержаться информация о сделке» представляется не вполне верной, ведь если то или иное заявление «содержит информацию о сделке», то такое заявление само становится сделкой ввиду наличия в нём Geschaftswille (воли на совершение сделки), а поэтому искусственного разделения заявления и сделки не требуется. Другое дело, что упомянутый пункт Постановления № 25 даёт нам понять, что юридически значимые сообщения являются лишь одним из способов совершения сделок. По выражению немецкого цивилиста А. Манигка, заявление (или изъявление) – Erklarung при наличии воли на порождение последствий – Wirkungswille приобретает значение сделочного волеизъявления – Rechtsgeschaltserklarung, однако, по мнению А. Манигка, сделка возникает не всегда исключительно как результат волеизъявления, иногда достаточно и такого поведения, из которого с очевидностью можно сделать вывод о направленности воли на правовые последствия, даже если такая воля не была прямо выражена или вообще отсутствовала. А. Манигк приводит пример, когда непосредственное волеизъявление отсутствует, однако вывод о наличии воли делается из оценки фактического поведения лица: «законный представитель присутствует при заключении сделки купли-продажи со стороны несовершеннолетнего с третьим лицом и просто молча наблюдает. Он намеренно бездействует, не возражает купле-продаже или какому-либо пункту этой сделки; этим он одобряет ее». Глядя через призму учения А. Манигка на п. 66 Постановления № 25, можно сделать вывод, что сообщение, в котором содержится «воля на правовые последствия», – это и есть подлинное волеизъявление, в то время как другие формы сделочного поведения (конклюдентные действия и молчание) вышеупомянутым пунктом не охватываются и волеизъявлениями не являются, а потому представляют собой иные способы совершения сделок.

Теперь стоит обсудить категорию «иной информации, имеющей правовое значение», которая упомянута в Постановлении № 25, ведь именно она отождествляется со сделкоподобными действиями.

Заслуживают внимания два вопроса:

1) следует ли понимать под юридически значимыми сообщениями, содержащими информацию, имеющую правовое значение, исключительно заявления, совершённые в письменной форме, или же устная форма также является допустимой?

2) следует ли полностью отождествлять юридически значимые сообщения, содержащие иную информацию, имеющую правовое значение, и сделкоподобные действия, или же стоит допускать возможность совершения сделкоподобных действий не только путём заявлений/изъявлений (Erklärung), но и путём иных форм поведения, таких как конклюдентные действия или молчание?

По первому вопросу стоит отметить, что п. 1 ст. 165.1 ГК следует толковать расширительно и допускать возможность совершения юридически значимых сообщений не только путём направления письменных уведомлений, но и в устной форме. Например, если должник признает долг в личной беседе и кредитор запишет это на диктофон, а затем такой должник сошлётся на истечение давности в суде, то нет никаких оснований для отказа кредитору в перерыве давности, ведь главное в этом случае – информированность адресата об определённых обстоятельствах и значение этой информированности в качестве основания для наступления определённых правовых последствий, а не соблюдение конкретной строго определённой формы. Тем не менее к совершению сделкоподобных действий в иной форме, кроме письменной, суды относятся с осторожностью. Так, в одном из дел суд со ссылкой на ст. 165.1 ГК, назвав признание долга юридически значимым сообщением и указав, что оно «должно быть прямым, явным и недвусмысленным, в том числе позволять однозначно установить, какое требование контрагента, за какой период и в каком объеме признает должник», отказал в квалификации диктофонной записи, на которой должник признаёт долг в качестве основания для перерыва давности. Такой строгий подход к форме совершения юридически значимых сообщений может иметь место в определённых случаях, однако в качестве общего правила следует допускать возможность совершения юридически значимых сообщений и в устной форме, принимая во внимание главную цель этого института, коей является информированность адресата, вне зависимости от формы доведения до него информации.

Ответ на второй вопрос может вызвать определённые трудности по той причине, что иные формы сделочного поведения (молчание, конклюдентные действия) упомянуты в ст. 158 ГК, а их значение в качестве основания возникновения правовых последствий не оспаривается, в то время как сделкоподобные действия принято полностью отождествлять с юридически значимыми сообщениями. Это чревато тем, что из категории юридически значимых сообщений выпадают иные формы волевого поведения, посредством которых может быть достигнута информированность адресата, ведь они не являются «сообщениями» в строгом смысле этого слова.

Видится два варианта решения данной проблемы: первый вариант предполагает расширительное толкование категории «юридически значимое сообщение» и распространение её на иные формы волевого поведения (конклюдентные действия, молчание), в таком случае между сделкоподобными действиями и юридически значимыми сообщениями можно поставить знак равенства; второй вариант предполагает, что юридически значимым сообщениям противопоставляются иные формы совершения сделкоподобных действий (конклюдентные действия, молчание); в таком случае следует признать, что помимо юридически значимых сообщений есть и другие способы совершения сделкоподобных действий.

Независимо от того, какой из предложенных вариантов мы выберем, они оба приведут к единому выводу: под сделкоподобным действием следует понимать любое обращённое к адресату поведение, из которого последний может сделать вывод  о наличии «фактической» воли, ведь, как верно отмечает в своём учебнике Д.В. Дождев, «…передача информации может осуществляться как языковыми, так и неязыковыми средствами, любое действие, предназначенное для того, чтобы быть воспринятым другим лицом, предполагает волевое отношение со стороны рецепиента (лица, воспринимающего волеизъявление) и взаимозависимости соответствующих прав участников общения».

Логика Модельных правил европейского частного права (далее – DCFR) в этом отношении более удачна, так, в I.-1:109 DCFR указано, что сообщение считается доставленным не только с момента вручения или доставки в место нахождения адресата, но и если уведомление стало доступно адресату иным образом в таком месте и таким путём, что адресат, как можно разумно предполагать, получил доступ к нему без неоправданного промедления. Удачна такая формулировка по той причине, что позволяет шире взглянуть на юридически значимые сообщения и увидеть в них не только заявления «в строгом смысле», но и иные формы поведения, посредством которых достигается информированность адресата.

Таким образом, можно сделать следующие выводы о соотношении понятий «сделка», «сделкоподобное действие» и «юридически значимое сообщение»:

1) юридически значимые сообщения – это один из способов совершения сделок, наряду с молчанием и конклюдентными действиями, как только в содержании сообщения появляется «правовая» воля, оно приобретает характер волеизъявления;

2) юридически значимые сообщения, содержащие «иную информацию, имеющую правовое значение», не стоит сводить исключительно к письменной форме, а следует толковать расширительно и допускать возникновение правовых последствий вследствие любого поведения в отношении адресата, из которого последний может сделать вывод о наличии «фактической» воли (в. т.ч. устная форма, передача информации через посыльного, конклюдентное поведение, молчание). При таком расширительном толковании категории «юридически значимое сообщение» и «сделкоподобное действие» являются тождественными.

3. Практическое значение выделения категории сделкоподобных действий в российском праве

При обсуждении категории сделкоподобных действий зачастую возникает вопрос о практической значимости их выделения.

Представляется, что практическое значение выделения указанной категории состоит в том, что к сделкоподобным действиям применяются не все, а только некоторые правила ГК о сделках. Разберёмся, какие правила о сделках применяются к сделкоподобным действиям.

Как указано в комментарии к ГГУ, к сделкоподобным действиям применяются правила о дееспособности, о представительстве и о толковании волеизъявлений.

Обоснуем причины, по которым именно эти правила о сделках применяются к сделкоподобным действиям.

1) Правила о дееспособности.

Может ли недееспособный направить уведомление о состоявшейся уступке требования и будет ли такое уведомление производить правовые последствия? На взгляд автора настоящей работы, ответ на этот вопрос следует дать отрицательный. Как уже отмечалось, сделкоподобные действия зачастую изменяют правовое положение отправителя, причём эти изменения могут носить для последнего крайне неблагоприятный характер. Поскольку недееспособный не осознаёт возможные негативные правовые последствия, которые сделкоподобные действия могут произвести для него самого, было бы опрометчиво предоставлять ему возможность такие действия совершать.

2) Правила о представительстве.

Как уже отмечалось, одно из главных значений сделкоподобных действий состоит в защите доверия адресата к правопорядку, который связывает наступление правовых последствий с фактическим действием. Как известно, субъекты правового общения зачастую прибегают к институту представительства. Одним из принципов представительства является «принцип замещения», сущность которого определяется следующим образом: «воля и знание представляемого замещается волей и знанием представителя». Логичным представляется, что «замещению» может быть подвержена не только сделочная воля, но и воля на изъявление фактической информации в отношении адресата от имени представляемого, например, представитель, указав, что он действует от имени представляемого, может уведомить должника о состоявшейся уступке. Но что если адресат получает сообщение от лжепредставителя или от лица, объём полномочий которого вызывает сомнения? Следует ли такому адресату полагаться на защиту доверия к правопорядку и считать, что правовые последствия наступили, или же ему следует считать, что сообщение не произвело правового эффекта? Такие же вопросы могут возникнуть и у лица, от имени которого выступает лжепредставитель, ведь правовые последствия совершённого от его имени сделкоподобного действия могут серьёзно затрагивать его интересы. Вероятно, для таких ситуаций в немецкой доктрине и предусмотрено применение правил о представительстве к сделкоподобным действиям. Так, в описываемой ситуации адресат, получивший сообщение от лжепредставителя, может запросить от лжепредставляемого одобрения такого сообщения. В случае же, если лжепредставляемый откажется его одобрить, то будет считаться, что сделкоподобное действие не произвело правовых последствий.

В российской судебной практике можно встретить подход, согласно которому правила о представительстве применяются к сделкоподобным действиям. В одном из дел рассматривался вопрос о том, допустимо ли применение правил о полномочиях из обстановки к сделкоподобным действиям. Суд в этом деле допустил такую возможность, указав следующее:

 

«В научной литературе квалификация правовой природы таких сообщений является различной – от сделкоподобных действий до юридических фактов. В зависимости от такой квалификации последствия доведения сообщения от имени цедента неуполномоченным лицом толкуются учеными по-разному <…>

В данном случае, несмотря на утрату полномочий руководителем должника с момента признания должника банкротом, у ООО «Нефтехимремонт» имелись, исходя из обстановки, в том числе длящейся хозяйственной практики исполнения договора подряда, основания полагать, что уведомление об уступке сделано именно цедентом»

 

Таким образом, суд допустил применение правил о представительстве к сделкоподобным действиям. Такая логика представляется вполне последовательной.

3) Правила о толковании волеизъявлений.

Всем известна дискуссия, развернувшаяся в германской доктрине XIX века по вопросу толкования волеизъявлений. Немецкие учёные того времени разделились на два «лагеря»: одни отстаивали доктрину «истинной воли» (Willenstheorie), согласно которой при толковании волеизъявлений необходимо отдавать приоритет внутренней воле лица, которое её изъявляет, другие же отстаивали теорию «заявленной воли» (Erklarungstheorie), согласно которой при толковании волеизъявлений необходимо отдавать приоритет «горизонту восприятия» адресата такого волеизъявления, доверие которого к действительности волеизъявления необходимо защищать.

Теория «заявленной воли» в настоящее время является доминирующей. Считается, что доверие адресата волеизъявления к его содержанию должно защищаться. Такой подход прослеживается в ст. 431 ГК и в постановлении Пленума ВС РФ от 25.12.2018 от № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» применительно к договорам, что, впрочем, не препятствует применению этих правил к толкованию односторонних сделок и сделкоподобных действий.

В DCFR имеется статья (II.-8:201), посвященная толкованию односторонних юридических актов (по-видимому, сделок и сделкоподобных действий). В соответствии с этой статьей «односторонний юридический акт толкуется в таком смысле, в котором он, вероятнее всего, будет понят лицом, к которому он адресован». К этому стоит добавить, что при толковании волеизъявлений также учитывается не только субъективный критерий (то, как понимает волеизъявление адресат), но и объективный (то значение, которое имело бы это волеизъявление для любого разумного участника оборота, действующего в сходных обстоятельствах).

При толковании волеизъявлений в сделках мы, как правило, исследуем вопрос о том, была ли направлена воля на наступление правовых последствий или нет.

В сделкоподобных действиях ситуация несколько иная: поскольку значение для наступления правовых последствий имеет не «правовая», а «фактическая» воля, правила о толковании волеизъявлений в сделкоподобных действиях должны применяться с определённой особенностью, которая состоит в том, что при толковании сделкоподобных действий всегда принимается во внимание только «фактическая» воля отправителя. В начале данной работы автором предлагался «тест обратной воли» в качестве критерия разграничения сделок и сделкоподобных действий. При толковании волеизъявлений в сделкоподобных действиях этот тест имеет большое значение, которое состоит в том, что даже если в содержании сообщения имеется «правовая» воля, она в принципе не должна приниматься во внимание для целей толкования.

К фактическому же содержанию заявления применяются правила о толковании. При этом при толковании сделкоподобных действий приоритет должен отдаваться «горизонту восприятия» адресата в соответствии с теорией «заявленной воли», так как защищается не столько его доверие к «фактической» воле отправителя, сколько доверие к правопорядку, который связывает с внешней видимостью этой воли правовые последствия.

Поэтому содержание сделкоподобных действий необходимо толковать с позиции любого разумного участника оборота. Такую позицию можно встретить и в трудах немецкого учёного К. Ларенца, который считал, что «…сделкоподобное действие всегда имеет место, если для «усредненного» третьего лица понятно, о каком факте сообщил ему изъявитель».

 

4. Применение других правил о сделках к сделкоподобным действиям

1) Применение общих правил о сделках.

В литературе отмечается, что «с точки зрения законодателя главной является защита получателя сообщения в его доверии к содержанию полученного сообщения», а потому правопорядок связывает правовые последствия сделкоподобного действия с изъявлением о факте.

Возникает закономерный вопрос: почему правопорядок даёт повышенную защиту доверию адресатов сделкоподобных действий и берёт возникновение последствий под свой контроль? Ответ на этот вопрос можно дать, проанализировав статьи ГК, в которых содержатся сделкоподобные действия. Например, в ст. 60 ГК закон связывает с уведомлением о реорганизации возникновение у кредиторов права требовать досрочного исполнения обязательств, в ст. 181.4 ГК закон связывает с уведомлением участников общества возникновение у них права присоединиться к иску об оспаривании решения собрания, в ст. 961 ГК закон связывает с уведомлением страховщика возникновение у страхователя права требовать страхового возмещения. Видно, что во всех перечисленных случаях прослеживается желание защитить интересы третьих лиц. Законодатель прекрасно понимает, что возникновение правовых последствий некоторых действий не следует отдавать исключительно на произвольное усмотрение сторон, так как подобное регулирование могло бы создать крайне неблагоприятные последствия для третьих лиц, а поэтому жертвует принципом частной автономии в пользу стабильности и определённости тех групп отношений, в которых третьи лица, как правило, занимают не самую выгодную позицию. Ведь вряд ли будет справедливой ситуация, если, например, участник общества, обратившийся с иском об оспаривании решения собрания, своим волеизъявлением ограничит право на присоединение к такому иску других участников.

Проиллюстрируем эту логику на примере правил об условных сделках. Допустима ли постановка сделкоподобного действия под условие? Если исходить из вышеизложенных рассуждений, то можно сделать вывод, что такие правила неприменимы к сделкоподобным действиям по следующей причине: сделкоподобные действия, как уже было упомянуто, создают изменения в правовом положении как адресата, так и отправителя, такие изменения зачастую носят невыгодный характер. Ставя под условие сделкоподобное действие, отправитель создаёт в глазах адресата неопределённость относительно того, наступило ли правовое последствие или нет, причём такая неопределённость может крайне пагубно сказаться на интересах последнего, например, в случае, если под условие поставлено уведомление об уступке. Такая неопределённость явно не соответствует цели защиты интересов третьих лиц, которую преследует правопорядок, а поэтому не должна допускаться. В данном случае можно провести аналогию с односторонними сделками, постановка под условие которых в германской доктрине не допускается, так как неопределённость относительно наступления правовых последствий по ним может создать крайне неблагоприятную ситуацию для адресата.

2) Применение правил о недействительности сделок.

Особый интерес вызывает возможность применения к сделкоподобным действиям правил о недействительности сделок. В мышлении многих юристов укоренился следующий тезис: «сделка – это то, что можно признать недействительным». Обычно через этот тезис обосновывается невозможность применения правил о недействительности к другим юридическим действиям. Представляется, что такая позиция не совсем верна. Во-первых, по той причине, что в германской доктрине, в которой первоначально возникли концепты сделки и сделкоподобного действия, допускается возможность применения к сделкоподобным действиям правил о недействительности сделок, хотя и указывается на необходимость дифференцированного подхода к применению таких правил. Во-вторых, отсутствие возможности признания недействительными сделкоподобных действий в некоторых ситуациях следовало бы признать крайне несправедливым.

Представляется, что любое волевое поведение лица может иметь пороки, независимо от того, направлена ли воля на фактические действия или же на правовые последствия.

Автор настоящей работы полагает, что к сделкоподобным действиям допустимо применять некоторые правила о недействительности сделок.

В подтверждение выдвинутого тезиса приведём несколько примеров.

Г. Даннеман в своём комментарии к §130 Германского гражданского уложения приводит пример, когда нерадивое в делах лицо направляет другому лицу сообщение по ошибке. Модифицируем этот пример и представим, что у лица А имеется право требования к разным лицам – Б и В на одинаковую сумму, скажем, 100 руб. Лицо А уступает своё требование к лицу Б третьему лицу Г, затем лицо А по ошибке вводит адрес электронной почты лица В и направляет ему сообщение следующего содержания: «Ваш долг на 100 руб. платите Г, я уступил ему право требования». Налицо порок фактической воли, лицо А на самом деле хотело направить уведомление лицу Б, а направило его лицу В. Представляется, что в таком случае необходимо предоставлять возможность оспаривания такого сделкоподобного действия лица А, разумеется, с возмещением убытков лицу В, если последнее было добросовестным и не знало об ошибке.

Приведём ещё один пример, когда оспаривание сделкоподобного действия представляется возможным. Допустим, должник А находится в крайне тяжелом материальном положении, о котором известно лицу Б. Должник А несколько лет назад брал заем у лица Б и вернул его в полном размере и в срок, однако расписка составлена не была, давность по взысканию этого (погашенного) долга истекает для лица Б через месяц. Зная, что лицо А нуждается в денежных средствах, лицо Б приходит к нему и предлагает оформить ещё один заем при условии, что лицо А признает долг по первому договору займа. Лицо А соглашается, так как ему очень нужны деньги. Представляется, что в таком случае возможно оспаривание признания долга по правилам о кабальных сделках.

При признании сделкоподобных действий недействительными особое значение приобретает критерий интереса. Отправитель может оспаривать сделкоподобное действие только при наличии интереса в тех случаях, когда его совершение создаёт для него неблагоприятные последствия. Для определения наличия интереса при оспаривании сделкоподобных действий отправитель должен мысленно задать себе вопрос: «возможно ли было избежать негативных последствий, если бы сделкоподобное действие не было совершено либо было совершено позже?». Если ответ на этот вопрос положительный, то сделкоподобное действие можно оспаривать, если же ответ отрицательный, то интерес отсутствует и оспаривание невозможно.

Таким образом, к сделкоподобным действиям возможно применение некоторых правил о недействительности сделок, в частности, о недействительности сделок вследствие пороков воли.

 

5. Спорный случай: признание долга для целей перерыва давности

Активные споры в доктрине и практике вызывает вопрос о правовой природе признания долга для целей перерыва давности. В п. 50 Постановления № 25 признание долга названо в качестве сделки. Эта позиция является крайне спорной в отношении ст. 203 ГК.

Попытаемся «от противного» доказать, что признание долга – это именно сделкоподобное действие.

Признание долга не является юридическим поступком по двум причинам:

1) в начале данной работы было отмечено, что юридические поступки производят правовые последствия «против всех» с момента их фактического совершения, вне зависимости от восприятия адресатом. Очевидно, что в случае с признанием долга для целей перерыва давности возникновение правовых последствий исключительно с момента совершения соответствующего действия не соответствует существу отношений, которые возникают в связи с признанием долга. Важный момент состоит в том, что лицо, перед которым признаётся долг, должно быть информировано о таком признании, в противном случае признание долга теряет всякий смысл. Абсурдной выглядит ситуация, когда до истечения давности остаётся 1 месяц и лицо А признаёт долг, не информируя об этом лицо Б, а лицо Б, не зная о факте признания долга, решая, что не успеет собрать за 1 месяц необходимые документы и обратиться в суд, прощает долг лицу А;

2) поскольку в юридических поступках фактическая воля не обязательно должна быть направлена на доведение информации до конкретного лица, то если, например, лицо А, отвечая на вопрос своего друга Б: «Должен ли ты лицу В 10 000 руб.?» отвечает: «Вроде да, припоминаю, что-то такое было пару лет назад», а лицо В, спрятавшись рядом, записывает это на диктофон, считается ли, что произошёл перерыв давности? Представляется, что нет, это было бы несправедливо по отношению к лицу А, у которого не было «фактической» воли на доведение информации до лица В при беседе с другом. Такой же подход поддерживается и в судебной практике на уровне ВС РФ:

 

«Сообщение обязанным лицом в рамках допроса по уголовному делу каких-либо сведений не может рассматриваться как совершение действий, свидетельствующих о признании долга, так как такое сообщение не является юридическим поступком гражданско-правового характера, совершенным обязанным лицом в отношении кредитора»

 

Мы разобрались, что признание долга не следует считать юридическим поступком. Следует ли признание долга считать сделкой? Как отмечалось выше, это позиция Постановления № 25, которой суды в основном придерживаются. Она представляется автору настоящей работы не вполне верной. Допустим, у лица А есть требование к лицу Б об уплате 100 руб., по которому срок давности истекает через несколько дней, лицо А направляет письмо лицу Б и просит признать долг, лицо Б в ответ на просьбу лица А направляет саркастическое сообщение примерно следующего содержания: «Я признаю долг, но платить не буду, так как у тебя давность истекает через несколько дней, и я уже ничего должен не буду». Как разрешить данную ситуацию, если считать, что признание долга – сделка? Как было видно из определения сделки из Мотивов к ГГУ, которое было приведено в начале настоящей работы, сделка – это всегда намерение лица создать правовые последствия. В приведённом примере видно, что лицо Б хотя долг и признаёт, но недвусмысленно даёт понять, что наступления последствий в виде перерыва давности не желает. В глазах лица А создаётся неопределённость относительно того, прервалась ли давность или нет: предъявлять ли ему иск и надеяться на его удовлетворение, либо не тратить на это свои силы, понимая, что лицо Б свою волю на перерыв давности не изъявило.

Для решения данного казуса воспользуемся «тестом обратной воли», существо которого было изложено в начале работы. Сообщение лица Б содержит две воли: фактическую – информирование кредитора о том, что долг наличествует, и правовую – указание должника на то, что он не желает правовых последствий в виде перерыва давности. Обратимся к ст. 203 ГК, в которой сказано, что течение срока исковой давности прерывается совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга. Акцент следует сделать на слове «свидетельствующих», законодатель даёт нам понять, что правовые последствия признания долга возникают тогда, когда в глазах кредитора – адресата те или иные действия, совершаемые должником, позволяют сделать вывод о признании им долга. Иными словами, правопорядок говорит нам: «Не важно, направлена ли воля лица на создание правовых последствий. Если в глазах кредитора действие должника выглядит как признание долга, то возникают правовые последствия в виде перерыва давности». Схожая позиция выражена и в авторитетном комментарии: «…законодатель делает специальный акцент на том, что ключевое значение имеет не столько направленность воли должника, сколько то, как его действия воспринимаются разумным кредитором» . Ещё один момент, который необходимо учитывать, – это доверие кредитора к правопорядку. Заглянув в ст. 203 ГК, кредитор увидит, что правопорядок связывает прерывание давности с фактическими действиями, законодатель не говорит о «направленности воли» на признание долга, он говорит о том, что когда наличествуют действия, «свидетельствующие о признании долга», правовые последствия возникают автоматически. У кредитора, который посмотрел в ст. 203 ГК, возникнет представление о том, что независимо от того, что написал должник в своём сообщении, перерыв давности состоится в силу указания закона. Если после этого кредитор обратится в суд и ему откажут в перерыве давности, то получится, что он был обманут правопорядком, ведь, полагаясь на текст закона, был уверен, что правовые последствия возникают именно в силу его указания. Подрыв такого доверия к закону представляется недопустимым. Продолжая размышления в русле «теста обратной воли», следует сделать вывод, что поскольку воля на признание долга – это воля «фактическая» (воля на информирование), а правовые последствия возникают в силу указания закона, лицо А в приведённом казусе не должно обращать внимание на «правовую» волю должника, ведь он своим волеизъявлением не может изменить правовые последствия, которые создаются не им, а законом.

Разобравшись в том, что признание долга нельзя отнести ни к юридическим поступкам, ни к сделкам, необходимо привести аргументы в пользу того, что это – сделкоподобное действие. В пользу этой позиции есть весомые аргументы. Во-первых, для совершения признания долга требуется «фактическая» воля на доведение до адресата информации о фактическом обстоятельстве либо направленное к адресату поведение (в случае признания долга конклюдентными действиями), обозначающее наличие такой воли. Во-вторых, содержание сообщения о признании долга должно быть доведено до сведения кредитора, ведь необходимость в информировании – ключевое отличие сделкоподобных действий от юридических поступков. В-третьих, правовые последствия признания долга возникают в силу указания правопорядка.

Таким образом, автор настоящей работы приходит к выводу, что признание долга является сделкоподобным действием.

 

6. Комментарий к некоторым положениям ст. 165.1 ГК

При обсуждении некоторых положений ст. 165.1 ГК следует вспомнить предложенную в начале настоящей работы классификацию сделкоподобных действий на законные и договорные. Представляется, что в отношении законных сделкоподобных действий регулирование является более строгим, в частности, стороны не могут изменить/отменить своим волеизъявлением сам факт наступления правовых последствий и момент их наступления, в то же время им предоставлена свобода в отношении иных условий, например, определения формы сделкоподобных действий или указания определённого способа получения волеизъявления. В отношении же договорных сделкоподобных действий стороны вправе, например, отсрочить момент наступления правовых последствий или изменить характер этих последствий своим соглашением. Исходя из приведённой классификации сделкоподобных действий, подход к допустимости частно-автономного регулирования будет дифференцированный.

Перейдём к рассмотрению отдельных положений ст. 165.1 ГК.

В п. 1 ст. 165.1 ГК закреплён принцип доставки, согласно которому юридически значимые сообщения, независимо от того, являются ли они сделками или сделкоподобными действиями, производят свой правовой эффект с момента доставки адресату. Под доставкой понимается поступление сообщения в сферу влияния адресата. Иными словами, если адресат даёт другим лицам понять, что он принимает сообщения по определённому адресу, например, указывает такой адрес в договоре, то он обязан обеспечить возможность восприятия сообщения в этом месте, если же он этого восприятия не обеспечил, то сообщение всё равно будет считаться доставленным. Вина адресата в неполучении сообщения значения не имеет, это иллюстрирует классический пример, когда любитель птиц не вынимает корреспонденцию из расположенного у него в саду почтового ящика, потому что там свила гнездо синица, сообщение в данном случае будет считаться полученным. Та же логика прослеживается и в абз. 2 п. 67 Постановления № 25: «Юридически значимое сообщение считается доставленным и в тех случаях, если оно поступило лицу, которому оно направлено, но по обстоятельствам, зависящим от него, не было ему вручено или адресат не ознакомился с ним».

Среди учёных велись споры о том, насколько справедлив принцип доставки по отношению к физическим лицам, ведь зачастую они не могут получить сообщение по уважительным причинам, например, если находятся на лечении. В судебной практике можно заметить достаточно гибкий подход к этой проблеме. Например, АС Западно-Сибирского округа указывает следующее:

 

«При отправке юридически значимых сообщений физическому лицу факт наступления правовых последствий для последнего зависит не только от упомянутых в статье 165.1 ГК РФ обстоятельств, в том числе правильности адреса получателя и создания достаточных условий для получения юридически значимого сообщения, но и иных субъективных особенностей получателя, в частности: возраста, характера деятельности, склонности к болезням получателя и т.п.»

 

Думается, что такой подход справедлив, однако причины неполучения адресатом сообщения должны быть уважительными (например, тяжелая болезнь, преклонный возраст, нахождение на лечении), в иных случаях отступление от принципа доставки недопустимо.

Теперь обратимся к вопросам о распределении рисков и бремени доказывания при направлении юридически значимых сообщений.

Процесс направления сообщения и его доведения до адресата можно разделить на три этапа:

1) сдача сообщения на почту (отправка иным способом, например, по электронной почте);

2) доставка сообщения в сферу влияния адресата (поступление в почтовый ящик / поступление сообщения на электронную почту);

3) получение сообщения адресатом.

На первых двух этапах риск и бремя доказывания возлагаются на отправителя, это указано в п. 67 Постановления № 25: «Бремя доказывания факта направления (осуществления) сообщения и его доставки адресату лежит на лице, направившем сообщение». Адресат же несёт только риск неполучения сообщения.

В некоторых ситуациях отправитель может столкнуться с серьезными трудностями при доказывании факта доставки сообщения адресату, например, когда сообщение направляется по электронной почте или альтернативными почтовыми службами. Могут ли стороны своим соглашением установить принцип почтового ящика, согласно которому правовые последствия будут возникать с момента отправки? Вопрос о диспозитивности правил ст. 165.1 ГК нуждается в исследовании.

В соответствии с п. 2 ст. 165.1 ГК правила п. 1 настоящей статьи применяются, если иное не предусмотрено законом или условиями сделки либо не следует из обычая или из практики, установившейся во взаимоотношениях сторон.

Как уже было упомянуто, в юридически значимом сообщении может содержаться информация либо о сделке, либо о сделкоподобном действии. Возможность изменения сторонами правил ст. 165.1 ГК далее будет рассмотрена в отношении как сделок, так и сделкоподобных действий (законных и договорных), так как пределы диспозитивности этих юридических действий различны.

 

6.1. Могут ли стороны отойти от принципа доставки и установить, например, что правовые последствия возникают с момента отправки (принцип почтового ящика)?

 

Единообразный подход для сделок и для сделкоподобных действий

В ст. 165.1 ГК указан момент доставки в качестве момента наступления правовых последствий – принцип доставки. В странах common law действует иной принцип – принцип отправки, в соответствии с которым правовые последствия наступают с момента направления сообщения адресату. Представляется, что правило п. 1 ст. 165.1 ГК, закрепляющее принцип доставки, является императивным и не может быть изменено соглашением сторон.

В соответствии с абз. 3 п. 3 постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и её пределах» при определении того, является ли норма императивной или диспозитивной, необходимо выяснить, каким образом существо законодательного регулирования данного вида договора, необходимость защиты соответствующих особо значимых охраняемых законом интересов или недопущение грубого нарушения баланса интересов сторон предопределяют императивность этой нормы либо пределы ее диспозитивности.

Установление сторонами принципа отправки вместо принципа доставки нарушает существо законодательного регулирования правил о юридически значимых сообщениях по двум причинам:

1) цель установления законодателем принципа доставки – это доведение информации до адресата. Поскольку та информация, которая содержится в юридически значимом сообщении, способна произвести изменения в правовом положении адресата, необходимо обеспечить возможность восприятия им этой информации. Ситуация, когда стороны устанавливают принцип отправки, может быть крайне несправедливой по отношению к адресату. Например, кредитор А направляет должнику Б уведомление об уступке, правовые последствия считаются возникшими с момента отправки, на следующий день должник Б исполняет обязательство кредитору А, его исполнение не будет надлежащим даже с учётом того, что уведомление до него ещё не дошло и об уступке он не знает;

2) так как правовые последствия в соответствии с принципом отправки наступают в момент направления сообщения, то риски недоставления сообщения переходят на адресата, что также противоречит существу законодательного регулирования правил о юридически значимых сообщениях, ведь если сообщение не будет доставлено по причине сбоя в работе почтовой организации, то правовые последствия наступят даже в том случае, если сообщение в принципе не было доставлено адресату.

С другой стороны, принцип доставки иногда может доставлять проблемы самому отправителю, например, когда сообщение направляется по электронной почте. Почтовое отправление, как правило, возможно отследить и доказать, что сообщение поступило адресату, а при отправке сообщения по электронной почте оно может попасть в «спам», не дойти до адресата из-за неустойчивого интернет-соединения или попросту может быть им удалено.

Как в таком случае защищать отправителя? Необходимо компромиссное решение.

Правила о принципе доставки безусловно являются императивными и не подлежат изменению сторонами, но правила о бремени доказывания, как представляется, возможно изменить путём соглашения сторон. Например, стороны договора, которые осуществляют коммуникацию посредством электронной почты, могут включить в договор условие о том, что отправитель освобождается от бремени доказывания доставки сообщения. Принцип доставки в таком случае всё равно будет действовать: если сообщение не было получено адресатом, то оно не произведёт правовых последствий, однако бремя доказывания будет смещено в сторону адресата: если отправитель докажет, что сообщение было направлено, то бремя доказывания его недоставления будет возложено на адресата.

 

6.2. Могут ли стороны своей волей отменить или изменить правовые последствия юридически значимого сообщения?

 

Для сделок

Поскольку правовые последствия в сделках возникают по воле лица, а не исключительно в силу указания правопорядка, стороны могут изменить или отменить правовые последствия юридически значимого сообщения-сделки.

 

Для сделкоподобных действий (законных и договорных)

Для сделкоподобных действий ситуация прямо противоположная. Так как правовые последствия сделкоподобных действий возникают в силу указания правопорядка, лица не могут своим соглашением изменить или отменить правовые последствия таких сообщений.

При этом стоит помнить, что стороны могут в рамках своего соглашения придать любому сообщению значение юридически значимого (договорные сделкоподобные действия). Правовые последствия в таком случае будут возникать не в силу указания правопорядка, а в силу соглашения сторон. Разумеется, речь идёт только о тех случаях, когда правовые последствия того или иного сообщения напрямую не определены в законе. Например, в одном из дел стороны в своём соглашении сделали оговорку о том, что не все сообщения, направляемые между сторонами, производят юридические последствия, а поэтому сообщение, направленное банком адресату, не может считаться юридически значимым. В договорных сделкоподобных действиях сторонам не следует предоставлять возможность изменять или отменять правовые последствия своей волей, однако представляется, что стороны могут прямо определить, какие сообщения являются для них юридически значимыми, а какие нет, это вполне допустимо.

Хотя правовые последствия сделкоподобных действий лицо и не может изменить или отменить своей волей, однако в некоторых случаях фактическая воля лица может измениться. Например, сторона договора аренды, предупредившая другую сторону о своём намерении отказаться от договора, может передумать. В таких случаях допустим отзыв предупреждения об отказе от договора и, как следствие, прекращение правового последствия в виде возникновения у отправителя права на отказ от договора. В таком случае отправитель лишь изменяет свою фактическую волю, а не правовые последствия, доводя до адресата новую информацию. Поэтому отзыв юридически значимого сообщения возможен, но только в тех случаях, когда это не создаёт для адресата негативных последствий.

 

6.3. Могут ли стороны изменить форму направления юридически значимого сообщения?

 

Единообразный подход для сделок и сделкоподобных действий

Вопрос о форме уже был затронут в начале данной работы и нуждается в более детальном обсуждении. Форма является необходимым реквизитом любого выражения человеческой воли, вне зависимости от того, имеет ли оно сделочный характер или нет. Правила о форме, без сомнений, должны применяться и к сделкоподобным действиям.

В качестве общего правила следует считать, что сделкоподобное действие может быть совершено как в устной или письменной форме, так и посредством конклюдентных действий, поскольку иного законом не предусмотрено. При этом стороны при желании могут в своих отношениях установить более строгие правила в отношении формы сделкоподобного действия, в частности, установить обязательную письменную или даже нотариальную форму.

Пункт 65 Постановления № 25 ВС РФ допускает следующие альтернативные формы направления юридически значимых сообщений: 1) электронная форма; 2) факсимильная связь; 3) размещение информации на сайтах или стендах; 4) иные формы.

При этом к альтернативным формам предъявляются следующие требования:

1) возможность достоверно установить, от кого исходит сообщение и кому оно адресовано. Например, стороны могут закрепить в договоре конкретные адреса электронной почты, по которым направляются юридически значимые сообщения. Аналогичные правила возможно установить и в отношении адреса для направления сообщений юридическим лицам;

2) форма коммуникации должна соответствовать характеру сообщения и отношений между сторонами. Например, вполне допустимо размещение информации об общем собрании собственников многоквартирного дома на стенде информации дома, но такой способ вряд ли допустим для уведомления об уступке требования.

 

6.4. Могут ли стороны изменить адрес направления юридически значимого сообщения?

 

Единообразный подход для сделок и сделкоподобных действий

Представляется, что изменение адреса направления юридически значимых сообщений вполне возможно. В частности, в абз. 2 п. 64 Постановления № 25 указано, что стороны в договоре могут установить, что сообщения направляются исключительно по указанным в договоре адресам. Такое регулирование вполне соответствует существу юридически значимых сообщений. Устанавливая в договоре, что сообщения направляются по конкретному адресу, сторона даёт понять, что её сфера влияния, в которой она способна получить сообщение, находится именно по указанному адресу.

Например, в судебной практике допускается направление сообщений не по адресу, указанному в ЕГРЮЛ, а по адресу, указанному в договоре.

В абз. 2 п. 64 Постановления № 25 указано также и то, что сообщение не является надлежащим, если оно направлено по адресу, отличному от указанного в договоре. Такое регулирование вполне справедливо, однако должно иметь определённые ограничения.

Таких ограничений два:

1) если отправитель знает, что лицо не находится по адресу, указанному в договоре, то допускается направление сообщения по другому адресу. Если, например, в договоре указан адрес для направления сообщений юридическому лицу, а отправитель знает, что по этому адресу находится заброшенный дом, то он может направить сообщение по адресу, указанному в ЕГРЮЛ, и такое сообщение будет надлежащим. Эта идея также содержится в абз. 2 п. 64 Постановления № 25: «…направление сообщения по иному адресу или иным способом не может считаться надлежащим, если лицо, направившее сообщение, не знало и не должно было знать о том, что адрес, указанный в договоре, является недостоверным»;

2) если отправитель, исходя из обстановки, уверен, что сообщение точно будет получено и воспринято по адресу, отличному от указанного в договоре, то такое сообщение также следует считать надлежащим. Эта идея нашла своё отражение в абз. 6 п. 63 Постановления № 25: «Адресат юридически значимого сообщения, своевременно получивший и установивший его содержание, не вправе ссылаться на то, что сообщение было направлено по неверному адресу или в ненадлежащей форме (статья 10 ГК РФ)».

 

6.5. Могут ли стороны установить сроки направления юридически значимых сообщений или отсрочить действие юридически значимого сообщения?

 

Для сделок

Исходя из принципа частной автономии, необходимо предоставить сторонам возможность определять сроки направления юридически значимых сообщений, содержащих информацию о сделках. Например, стороны в договоре могут установить, что с того момента, когда их встречные требования становятся зачётоспособными, каждая из сторон вправе заявить о зачёте в течение 15 дней с этого момента, в противном случае заявление о зачёте не произведёт правовых последствий.

 

Для сделкоподобных действий (законных и договорных)

По общему правилу, для юридически значимых сообщений не следует допускать возможность установления или изменения установленных правопорядком сроков их направления.

Однако в некоторых случаях это всё же возможно либо в силу указания самого правопорядка, либо в силу существа складывающихся отношений. Например, в абз. 2 п. 1 ст. 610 ГК установлена возможность для сторон установить иной срок направления предупреждения о намерении отказаться от договора аренды, заключённого на неопределённый срок. В ст. 961 ГК указано на обязанность страхователя незамедлительно уведомить страховщика о страховом случае. Представляется, что стороны договора страхования могут установить более длительный срок, например, 10 дней, так как это не противоречит существу отношений.

Таким образом, изменение сроков направления юридически значимых сообщений допускается только в тех случаях, когда это либо прямо предусмотрено в законе, либо не противоречит существу отношений.

Далее, следует снова вспомнить о сделкоподобных действиях, последствия которых возникают не ex lege, а ex voluntate, то есть о тех случаях, когда стороны сами устанавливают, какие сообщения являются для них юридически значимыми. В таких случаях также необходимо предоставлять сторонам возможность устанавливать сроки направления таких сообщений, так как источником правовых последствий в них является не закон, а воля сторон, выраженная в сделке, в которой тому или иному сообщению придаётся значение юридически значимого.

Интересным представляется вопрос и об отсрочке действия юридически значимого сообщения. Думается, что в отношении законных сделкоподобных действий это недопустимо, так как лицо не может изменить правила, касающиеся момента наступления последствий, который установлен не им самим, а правопорядком. Таким образом, даже если стороны, например, устанавливают, что то или иное законное сделкоподобное действие производит эффект по истечении 30 дней с момента его получения, такое условие не стоит принимать во внимание и считать, что последствия наступают именно в тот момент, который предписан законодателем, – в момент доставки. Иная ситуация в отношении договорных сделкоподобных действий. Автономным регулированием стороны могут предусмотреть любой момент вступления в силу того или иного сообщения, так как эти правила определяются ими самими, а не правопорядком.

 

Выводы

В результате проведённого исследования автором настоящей работы были сделаны следующие выводы.

1. Cделкоподобные действия являются разновидностью юридических действий в собственном смысле, они занимают промежуточное положение между сделками и юридическими поступками.

2. Сделкоподобные действия обладают следующими признаками: для их совершения требуется воля лица к фактическому действию; их содержание всегда должно быть доведено до адресата; правовые последствия наступают независимо от того, была ли направлена воля лица на такие последствия, и лицо не может своим волеизъявлением эти правовые последствия изменить или отменить. Для определения того, является ли то или иной действие сделкой или сделкоподобным действием, автором предлагается использовать «тест обратной воли», суть которого состоит в том, что для определения того, является тот или иной акт сделкой или же сделкоподобным действием, необходимо мысленно представить, что лицо указало бы в своем сообщении на нежелание возникновения правовых последствий, в сделкоподобных действиях подобное заявление не будет иметь правового значения.

3. Сделкоподобные действия делятся на законные и договорные. Регулирование первых более императивно, регулирование вторых более диспозитивно.

4. Выделение в российской доктрине сделкоподобных действий имеет практическое значение: к сделкоподобным действиям применяются только некоторые правила о сделках (о дееспособности, о представительстве, о толковании волеизъявлений, о форме) и некоторые правила о недействительности сделок.

5. Признание долга для целей перерыва давности (ст. 203 ГК) – это сделкоподобное действие.

6. Правило п. 1 ст. 165.1 ГК, закрепляющее принцип доставки юридически значимых сообщений, является императивным, однако стороны могут своим соглашением распределить бремя доказывания.

7. Лица не могут изменить или отменить правовые последствия юридически значимого сообщения, но в некоторых случаях, когда это не создаёт негативных последствий для адресата, могут отозвать это сообщение.

8.Стороны могут изменить форму и адрес направления юридически значимых сообщений.

9. Стороны могут изменить сроки направления юридически значимых сообщений только в случаях, когда это либо прямо предусмотрено законом, либо не противоречит существу отношений.