Реверсивная синаллагма в двусторонней реституции
В статье автором поставлен вопрос о допустимости применения к двусторонней реституции положений о синаллагме. Автор описывает общую характеристику синаллагмы, а также подробно разбирает выделяемые в доктрине аспекты синаллагмы. В заключении автор приходит к выводу, что генетический аспект синаллагмы не находит свое проявление в двусторонней реституции. Вместе с тем функциональный и кондициональный аспекты синаллагмы применимы к двусторонней реституции, исходя из того, что реституция не порождает принципиально новых прав и обязанностей, а имеет целью лишь возврат предоставлений, осуществлённых по договору. В связи с этим взаимная связь, имевшая место между договорными обязательствами, должна распространяться и на обязательства по приведению сторон в первоначальное положение.
Автором описаны основные модели возврата полученного в рамках исполнения судебного акта о двусторонней реституции (условное решение, условный встречный иск, условное возражение), а также предпринята попытка предложить свой взгляд на решение проблемы «первого шага» в двусторонней реституции. Автором также подробно исследована основная судебная практика по данному вопросу и приведены собственные выводы и рекомендации на основании её анализа.
1. Постановка проблемы
Регулирование последствий недействительности сделки в ГК исчерпывается единственной ст. 167, что неизбежно приводит к образованию вокруг института реституции ряда как формально-логических, так и субъективно-телеологических пробелов.
Одним из последних является проблема обеспечения встречности возврата полученного по недействительному договору. Распространяется ли синаллагматическая связь на реверсивные обязательства сторон по возврату полученного в рамках реституции? Формально реституция является новым внедоговорным правоотношением, в связи с чем изначальная связь между договорными обязательствами не должна влиять на порядок возврата полученного в результате признания сделки недействительной. Однако данная логика в ряде ситуаций противоречит общеправовому принципу справедливости и добросовестности, а также способствует неосновательному обогащению одной из сторон за счёт другой стороны.
Признание реституционных притязаний односторонними, не связанными друг с другом требованиями означает, что лицо может потребовать возврата полученного другой стороной по недействительному договору вне зависимости от того, способно ли это лицо само вернуть полученное им по договору.
Так, Московским городским судом рассмотрено следующее дело. Между сторонами был заключён договор купли-продажи квартиры. Мать продавца обратилась в суд с требованием о признании договора недействительным, поскольку в квартире проживали несовершеннолетние члены семьи, однако продавец распорядилась квартирой без согласия органа опеки и попечительства (ст. 168, п. 4 ст. 292 ГК). Продавец ранее уже отчуждала данную квартиру другому покупателю, договор был признан недействительным, квартира возвращена в собственность продавца. Впоследствии продавец повторно продала квартиру, после чего мать продавца обратилась в суд с указанным иском.
Московский городской суд признал договор купли-продажи недействительной сделкой и применил последствия недействительности сделки, указав, что решение суда является основанием для погашения записи о государственной регистрации права собственности покупателя на квартиру в ЕГРН. При отсутствии у продавца денежных средств для возврата покупной цены вполне вероятна ситуация, при которой квартира в порядке реституции будет возвращена продавцу, тогда как деньги, уплаченные покупателем по договору, не будут возвращены по причине их отсутствия у продавца.
Решением данной проблемы могло бы стать признание реституционных притязаний, вытекающих из недействительного синаллагматического договора, встречными и применение к ним правил ст. 328 ГК. Тем более что законодатель в п. 3 ст. 307.1 ГК высказался о применимости к реституционным отношениям общих положений об обязательствах (ст. 307–419 ГК).
Однако, прежде чем анализировать допустимость распространения синаллагмы на двустороннюю реституцию, следует более детально остановиться на сущности и аспектах синаллагмы.
2. Общая характеристика синаллагмы
Под синаллагмой (от древнегреч. συνάλλαγμα – принимать или давать взамен) понимается структура договора, предполагающая взаимную обусловленность предоставлений. Именно взаимообусловленность, суть которой состоит в том, что лицо принимает на себя обязательство и исполняет его только потому, что другое лицо принимает и исполняет встречное обязательство, является сущностной чертой синаллагмы.
Одно из первых дошедших до нас упоминаний об идее синаллагмы встречается в римском праве в трудах юриста прокулианской школы Марка Антистия Лабеона (I в. до н.э. – I в. н.э.), воспринявшего и развившего учение Аристотеля о добровольном обмене. Так, в дигестах Юстиниана содержится следующее высказывание Лабеона (D. 50, 16, 19):
«Контракт же – это взаимное обязательство, то, что греки называют «синаллагма», дело, как-то: договоры купли-продажи, найма, товарищества»
Первым учёным, разработавшим во второй половине XIX века учение о синаллагме, является немецкий учёный Август Бехманн. Он предложил выделять два аспекта: генетическую и функциональную синаллагму.
Под генетической синаллагмой (genetisches Synallagma) понимается взаимная связь обязательств на стадии их возникновения – такая, при которой ни одно из обязательств не может возникнуть до того, как возникнет другое. По сути, концепция генетической синаллагмы является немецким обоснованием французской теории каузы. Основным утилитарным последствием выделения генетической синаллагмы является то, что недействительность одного из волеизъявлений на принятие на себя обязательства влечёт недействительность другого обязательства, поскольку они тесно связаны друг с другом.
Сущность функциональной синаллагмы римляне описывали выражением «do ut des» («даю с тем, чтобы ты дал»). Под функциональной синаллагмой (funktionelles Synallagma) понимается взаимная связь обязательств на стадии исполнения, при которой исполнение одного обязательства зависит от того, будет ли исполнено встречное обязательство. При этом ни одна из сторон не вправе требовать исполнения обязательства другой стороной, не исполнив своё обязательство. Лицо, от которого требуют такого исполнения, вправе приостановить его до того момента, пока встречное обязательство не будет исполнено другой стороной (exceptio non adimpleti contractus). Так, сторона вправе приостановить исполнение своего обязательства в ответ на состоявшееся нарушение или неисполнение обязательства другой стороной (реактивно-защитный аспект функциональной синаллагмы), а также в случае предвидимости нарушения или неисполнения встречного обязательства (превентивно-защитный аспект функциональной синаллагмы). Положения о функциональном аспекте синаллагмы закреплены в российском праве в п. 2–3 ст. 328 ГК и п. 57–58 постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении».
В современной доктрине выделяется третий аспект синаллагмы – кондициональная (условная) синаллагма (konditionelles Synallagma), суть которой заключается в том, что прекращение одного обязательства по иным, нежели исполнение, обстоятельствам влечёт прекращение встречного обязательства. Основное последствие выделения кондициональной синаллагмы – это распределение рисков прекращения встречного обязательства в рамках менового договора. Так, в синаллагматическом договоре именно должник несёт такой риск и не вправе требовать встречного предоставления, если его обязательство прекратилось по иным, чем исполнение, основаниям (за исключением случаев, когда законом такой риск перераспределяется на другое лицо, например ст. 406 ГК). Положения о кондициональном аспекте синаллагмы закреплены в п. 39 постановления Пленума ВС РФ от 11.06.2020 № 6 «О некоторых вопросах применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств». Многие учёные считают, что кондициональная синаллагма является частным случаем функциональной синаллагмы, просто проявляясь на этапе прекращения взаимных обязательств.
В настоящее время всё больше аргументов звучит в пользу распространения синаллагмы не только на обязательства по предоставлению, возникшие в рамках одного договора, но и на иные тесно связанные друг с другом обязательства (теория расширенной синаллагмы, доктрина тесной связи). Это прежде всего касается реверсивных обязательств сторон, возникающих в результате расторжения договора или применения последствий недействительности сделки. Так, одной из самых молодых теорий в рамках учения о синаллагме является теория фактической синаллагмы (faktisches Synallagma), разработчиками которой являются Э. Каммерер и Г.Г. Лэзер. Согласно данной концепции синаллагматическая связь между обязательствами «переживает» договорную стадию, по сути, связывая между собой кондикционные обязательства по возврату полученного. Концепция фактической синаллагмы стала результатом расширенного понимания идеи синаллагмы, при котором синаллагма признаётся не только в случае заключения коммутативного договора, но и во всех иных случаях, где очевидной и справедливой видится взаимообусловленность обязательств друг с другом, в том числе в случае возврата полученного сторонами по синаллагматическому договору.
Как указывает К.А. Усачёва, в немецком праве концепция фактической синаллагмы стала ответом на теорию «двойной кондикции», согласно которой в результате расторжения договора или признания его недействительным образуются два односторонних, не связанных друг с другом кондикционных притязания. Теория двойной кондикции приводила к несправедливому распределению риска случайной гибели вещи, а также применению абз. 3 §818 ГГУ об утрате обогащения (Entreicherung), согласно которому утрата неосновательного обогащения субъективно добросовестным лицом освобождала его от обязанности вернуть полученное, при этом другая сторона оставалась обязанной исполнить своё кондикционное обязательство. Наличие такого дисбаланса в положении сторон при возврате полученного привела к разработке теории сальдо (Saldotheorie), корректирующей классическое учение о двух независимых кондикционных притязаниях и провозглашающей, что при расторжении договора или признании его недействительным возникают не два односторонних кондикционных обязательства, а одно, получающееся в результате их сальдирования. Дальнейшим развитием теории сальдо стала уже упомянутая теория фактической синаллагмы, исходя из которой синаллагма может «переживать» недействительность или расторжение договора и связывать реституционные обязательства между собой.
Распространение синаллагмы на иные, тесно связанные между собой внедоговорные отношения происходит в швейцарском, австрийском, французском, а также английском праве. Так, во Франции разработана концепция situation contractuelle de fait synallagmatique reverse, а в Англии для этого применяется доктрина встречной реституции.
3. Распространение синаллагмы на двустороннюю реституцию
Как указывает А.В. Егоров, если договор носил двусторонний характер и был исполнен между сторонами, то реституция должна быть взаимной, иначе «несправедливо, чтобы сторона, если вдруг у неё нет денег, получала вещь, и интерес другой стороны был бы существенно ущемлён, ведь она не получала бы причитающихся ей денег».
Р.С. Бевзенко отмечает, что возврат полученного по недействительному договору по сути напоминает обратный договор, поэтому реституция по нему должна быть взаимной в той мере, в какой взаимным являлся сам договор. Кроме того, взаимная обусловленность предоставлений из реституции недвусмысленно вытекает из п. 2 ст. 167 ГК, где указано, что «при недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой всё полученное по сделке».
А.Г. Карапетов также является сторонником распространения синаллагмы на двустороннюю реституцию, но предлагает применять п. 2–3 ст. 328 ГК к двусторонней реституции по аналогии закона, не предопределяя разрешение вопроса о синаллагматической структуре реституционного правоотношения.
Против распространения синаллагмы на двустороннюю реституцию выступает Д.О. Тузов, который указывает на то, что основанием возникновения реституционного притязания является не встречная реституционная обязанность другой стороны, а сам факт имущественного предоставления в отсутствие правового основания, так как договор признан недействительным. С указанной позицией согласен Д.В. Дождев, который отмечает, что ст. 328 ГК регулирует порядок исполнения встречных обязательств из договора, коим реституция не является.
Следует согласиться с позицией Д.О. Тузова о том, что основанием (causa) обязательства по возврату полученного является не встречное обязательство другой стороны (как это имеет место в синаллагматическом договоре), а сам факт имущественного предоставления по недействительной сделке. В случае с синаллагматическим договором один юридический факт – заключение договора – приводит к возникновению двух взаимообусловленных обязательств. В случае с реституцией юридическим фактом, с которым правопорядок связывает возникновение реституционного правоотношения, является само по себе имущественное предоставление по договору, который впоследствии был признан недействительным. То есть реституция имеет односторонний характер, в ней отсутствует генетическая связь между обязательствами по возврату полученного.
Вместе с тем такое ригидное понимание синаллагмы, при котором встречными могут признаваться только обязательства по предоставлению, вытекающие из единого синаллагматического договора, существенно ограничивает утилитарность данной концепции. Обоснованность распространения синаллагмы на двустороннюю реституцию, несмотря на отсутствие генетической связи между реституционными притязаниями, опирается на принцип доброй совести и недопустимости неосновательного обогащения. Сторона вела бы себя явно недобросовестно, если бы претендовала на возврат полученного контрагентом по недействительному договору, отказываясь либо не в состоянии исполнить обязанность по возврату полученного ею самой.
А.Г. Карапетов называет это «квазисиналлагмой», подчеркивая отсутствие между реституционными притязаниями генетической связи, на которое указывает Д.О. Тузов. В этом случае А.Г. Карапетов предлагает, несмотря на отсутствие синаллагмы в двусторонней реституции в строгом смысле слова, распространять на двустороннюю реституцию идею функциональной синаллагмы, предоставляя лицу возражение о приостановлении своей обязанности по возврату полученного в ответ на состоявшееся или предвидимое нарушение или неисполнение реституционной обязанности другой стороной (реактивно- и превентивно защитный аспекты функциональной синаллагмы).
Следует согласиться с тем, что, несмотря на недействительность договора, получение обеими сторонами имущества явилось следствием фактически исполненного синаллагматического договора. Поскольку реституция не порождает принципиально новых прав и обязанностей, а имеет целью лишь возврат предоставлений, осуществлённых по договору, взаимная связь, имевшая место между договорными обязательствами, должна распространяться и на обязательства по приведению сторон в первоначальное положение. По сути, здесь речь идёт о проявлении идеи «реверсивной синаллагмы», которая состоит в том, что при «развороте» договора синаллагма распространяется на обязательства, направленные на возврат предоставлений, осуществлённых по договору. «Зеркальный» характер реституции даёт основания некоторым учёным усматривать в двусторонней реституции «обратный синаллагматический договор».
В швейцарском и французском праве на этот счёт отмечается, что реституция должна быть взаимной в той мере, в какой основной договор являлся синаллагматическим. Так, в Швейцарии к реституции по аналогии применяется ст. 82 Швейцарского обязательственного закона о приостановлении лицом исполнения своего обязательства в ответ на неисполнение встречного обязательства другой стороной (exceptio non adimpleti contractus). Во французском праве к отношениям сторон по возврату полученного также применяются правила о возражении о неисполнении встречного обязательства. В германской доктрине широкую известность в этой связи получила уже упомянутая концепция «фактической синаллагмы», согласно которой, несмотря на прекращение договора, реституционные обязательства сохраняют синаллагматическую связь, если имеются признаки очевидной взаимообусловленности требований. В случае с двусторонней реституцией такая взаимообусловленность видится очевидной, поскольку она направлена на возврат предоставлений, совершённых по синаллагматическому договору.
Кроме того, в отношении притязаний из двусторонней реституции может находить свое проявление кондициональный аспект синаллагмы.
Как отмечает А.В. Егоров, в том случае, если обязательства обеих сторон реституции носят денежный характер (например, если полученное выражалось в пользовании имуществом), следует считать, что возникло одно обязательство на сумму разницы у той стороны, которая должна заплатить больше.
По сути в данном случае имеет место изначальное сальдирование (Anrechnung) и выведение разницы между суммой требований, которая и должна быть возвращена одной из сторон. Данный институт принципиально отличается от института зачёта (Aufrechnung), при котором реституционные обязательства возникают у обеих сторон и впоследствии при волеизъявлении одной из сторон подвергаются прекращению, поскольку при сальдо-теории изначально возникает только одно требование, выведенное как разница между стоимостью встречных предоставлений. Такое различие кардинально важно при банкротстве одной из сторон недействительной сделки, так как в российском праве зачёт при банкротстве не допускается (абз. 7 п. 1 ст. 63 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», далее – Закон о банкротстве).
В случае, когда одна из сторон присуждена к возврату полученного в натуре (реституция владения), а другая – к возврату соответствующей денежной суммы (компенсационная реституция), и при этом обязательство одной из сторон по возврату полученного в натуре прекращается по иным, чем исполнение, обстоятельствам (например, невозможность исполнения), то в силу п. 2 ст. 167 ГК при невозможности возвратить полученное в натуре лицо должно возместить его стоимость. Исходя из позиции, изложенной в п. 80 постановления Пленума ВС РФ РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», взаимные предоставления по недействительной сделке, которая была исполнена обеими сторонами, считаются равными, пока не доказано иное. В связи с этим прекращение реституционной обязанности по иным, чем исполнение, основаниям по общему правилу приводит к прекращению встречной обязанности. И только в случае, когда лицо докажет, что изначальный обмен предоставлениями был неравный, то возникнет обязательство на сумму разницы между стоимостью взаимных предоставлений. При этом прекращение компенсационной реституции одной из сторон при затруднении в исполнении реституции владения другой стороной допустимо не только до вынесения решения судом, но и после, на стадии исполнения судебного акта. Так, в силу п. 35 постановления Пленума ВС РФ от 17.11.2015 № 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства», если имеются очевидные затруднения при исполнении судебного акта о реституции, взыскатель может обратиться в суд с заявлением об изменении способа исполнения судебного акта путём замены передачи имущества в натуре на взыскание его стоимости и дальнейшим сальдированием денежных требований.
Таким образом, большинство европейских правопорядков так или иначе (посредством аналогии закона, расширительного толкования норм о синаллагме) распространяют на реституцию идею синаллагмы. Представляется, что в российском праве при наличии п. 3 ст. 307.1 и ст. 328 ГК также имеются все нормативные основания распространять на двустороннюю реституцию положения о синаллагме.
Однако, как справедливо отмечает С.В. Сарбаш, «материальное право без гармонии с процессуальным беспомощно, а процессуальное, соответственно, бессмысленно». Так и в этом вопросе попытка обеспечить встречность возврата полученного при недействительности договора сталкивается с проблемами, связанными с несовершенством процессуального законодательства. Применяя последствия недействительной сделки, суд выдаёт два исполнительных листа, по одному для каждой из сторон недействительной сделки. Причём стороны могут подать исполнительный лист в разные структурные подразделения службы судебных приставов, которые никак между собой не координируются и не обязаны по закону взаимодействовать между собой.
4. Порядок возврата полученного на этапе исполнения судебного акта
Проблема обеспечения встречности возврата полученного по недействительному или расторгнутому договору на этапе судебного рассмотрения дела и исполнения судебного акта может быть решена несколькими способами. Первая модель – это вынесение условного судебного решения, при котором суд удовлетворяет требование истца и в резолютивной части указывает, что принудительное исполнение судебного акта возможно только в случае, если истец первым исполнит свою обязанность по возврату полученного либо как минимум предложит принять такое предоставление и столкнётся с просрочкой кредитора (ст. 406 ГК). При этом, поскольку в пользу ответчика соответствующий судебный акт не выносился, сам ответчик не может возбудить исполнительное производство в отношении истца, а может только в рамках исполнительного производства в отношении него заявлять возражение о неисполненном встречном предоставлении.
Данная модель реализована в Германии, где проблема обеспечения встречности при возврате полученного на стадии исполнительного производства решается за счёт принципа Zug um Zug («шаг за шагом»). На стадии судебного рассмотрения дела ответчик вправе заявить возражение об одновременном исполнении. В этом случае суд при удовлетворении исковых требований должен присудить стороны к взаимному возврату предоставлений. Так, из §756 ZPO следует, что судебный исполнитель вправе возбудить исполнительное производство только в случае, если взыскатель (истец) ранее предложил должнику причитающееся исполнение, или должник находится в просрочке по принятию такого исполнения. Однако сам ответчик не может добиваться возбуждения исполнительного производства в отношении истца, так как в его пользу присуждение не состоялось.
Похожее правило применительно к ситуации возврата полученного в результате расторжения договора представлено в ст. 81 Венской конвенции о международной купле-продаже товаров:
«Сторона, исполнившая договор полностью или частично, может потребовать от другой стороны возврата всего того, что было первой стороной поставлено или уплачено по договору. Если обе стороны обязаны осуществить возврат полученного, они должны сделать это одновременно»
В комментарии к Венской конвенции указано, что одновременность означает, что каждая сторона имеет своеобразное обеспечение в виде отсутствия необходимости кредитовать вторую сторону.
Так, МКАС при ТПП РФ в решении от 30.05.2014 по делу № 186/2013, применяя п. 2 ст. 81 Венской конвенции, обязал покупателя одновременно с зачислением на его счёт денежных средств предоставить в распоряжение продавца поставленное им оборудование для его демонтажа и вывоза с территории истца. По сути, МКАС при ТПП РФ установлен порядок исполнения, при котором обязательство по возврату покупателю денежных средств исполняется первым, после чего продавец вправе требовать возврата у истца поставленного оборудования.
Вторая модель – это модель условного возражения, при которой суд при рассмотрении дела обязан ex officio поставить на обсуждение сторон вопрос о присуждении всего полученного истцом в пользу ответчика в случае, если суд всё-таки удовлетворит исковые требования. Если ответчик выразит волю на то, чтобы в случае удовлетворения требований истца состоялось и присуждение в пользу ответчика, то суд в судебном акте должен указать на взаимный возврат всего полученного по недействительной сделке. По сути, данная модель известна в российском праве под термином «принудительная двусторонность реституции» и закреплена в п. 80 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13.11.2008 № 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения». При указанной модели нарушается принцип диспозитивности, так как отсутствует выраженное в надлежащей процессуальной форме волеизъявление ответчика на присуждение в его пользу. Однако данный недостаток сглаживается тем, что если ответчик заявит суду о том, что не желает получить обратно переданное им по недействительному договору, то суд не должен присуждать истца к возврату полученного в пользу ответчика.
Более стройной и логичной видится третья модель – модель условного встречного иска, при которой ответчик наряду с возражениями против удовлетворения исковых требований вправе заявить встречный иск о возврате другой стороной всего полученного по договору в свою пользу, поставленный под суспензивное условие того, что суд всё-таки удовлетворит требования истца. В этом случае суд будет обязан удовлетворить и встречный иск ответчика, выдав тем самым два исполнительных документа.
Нормативным основанием для определения порядка возврата полученного могут служить положения ст. 324 АПК, ст. 204 ГПК. Так, при наличии обстоятельств, затрудняющих исполнение судебного акта, суд на основании указанных статей может определить в резолютивной части судебного акта очерёдность и порядок исполнения встречных обязательств сторон, в том числе определив, какая из сторон исполняет обязательство первой, в какой форме и т.п.
При присуждении к встречному возврату полученного по недействительной сделке возникает проблема «первого шага». Если на этапе заключения договора стороны так или иначе согласовывают порядок исполнения обязательств, то в реституции обычно такого не происходит. Поэтому порядок и очерёдность возврата полученного при двусторонней реституции должны быть установлены судом. На кого из лиц возложить бремя исполнения своего обязательства первым, приняв тем самым на себя риск банкротства контрагента или трудности принудительного исполнения в рамках исполнительного производства? Есть несколько соображений на этот счёт.
Так, если основанием недействительности сделки является некое порочное поведение одной из сторон сделки (ст. 171–174 175, 177–179 ГК), то обоснованно, чтобы бремя «открывающего» исполнения возлагалось на такое лицо, поскольку оно само должно нести те риски, которые породило своим поведением. Негативные последствия оппортунистического поведения не должны возлагаться на иных добросовестных участников оборота (п. 4 ст. 1 ГК).
Однако в случае, если основание недействительности сделки являлось «нейтральным», логично исходить из следующего. Если возврату подлежат, с одной стороны, денежные средства, а с другой – вещь, то первым обязательство по возврату полученного должно исполнить лицо, получившее денежные средства. Это обусловлено тем, что исполнение денежного обязательства возможно произвести на депозитный счёт службы судебных приставов, что минимизирует для сторон какие-либо риски. Данную позицию о необходимости возврата первым денежных средств подтвердила Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ в определении от 18.08.2020 № 309-ЭС20-9064.
Если же обе стороны обязаны вернуть друг другу имущество в натуре, то логично, что бремя первого шага следует возложить на истца, так как он выступил инициатором применения последствий недействительности сделки. Как отмечает Н.А. Холминов, обратное решение может открыть двери для различного рода злоупотреблений, когда лицо будет пытаться подать иск первым, при этом осознавая, что не сможет или не будет осуществлять возврат полученного со своей стороны.
В качестве альтернативного варианта можно рассматривать модель секвестра, при которой судебный пристав-исполнитель изымает у покупателя спорную вещь и передаёт её на хранение третьему лицу, после чего взыскивает с продавца денежные средства и зачисляет их на депозитный счёт службы судебных приставов. Как только последний рубль будет зачислен на депозитный счёт, судебный пристав-исполнитель осуществляет возврат сторонам всего полученного по сделке.
Представляется, что лицо, на которое возложено «бремя первого шага», вправе противопоставить другой стороне возражение о предвидимом неисполнении встречной реституционной обязанности (превентивно-защитный аспект синаллагмы), если налицо вероятность такого неисполнения (предбанкротное состояние, наличие множества возбуждённых исполнительных производств, подача в отношении такого лица заявления о признании его несостоятельным (банкротом).
В российском праве возникает следующая проблема: по некоторым категориям дел возбуждение исполнительного производства необязательно – лицо может обратиться за исполнением непосредственно в кредитную организацию должника, Росреестр, предоставив в качестве доказательства судебный акт и (или) исполнительный документ.
Так, продавец по недействительному договору купли-продажи может обратиться непосредственно в Росреестр с целью погашения записи о переходе прав к покупателю в ЕГРН, предоставив органу регистрации вступивший в законную силу судебный акт. В этом случае Росреестр на основании п. 5 ч. 2 ст. 14 Закона о государственной регистрации недвижимости обязан погасить запись о переходе права к покупателю, не имея по сути полномочий по проверке того, исполнена ли встречная обязанность продавца по возврату денежных средств покупателю.
Интерес покупателя может быть защищён тем, что, несмотря на погашение записи в ЕГРН, он вправе удерживать владение вещью до того момента, пока продавец не исполнит обязанность по возврату покупной цены. Однако такой вариант сопряжён с дополнительными рисками. Так, недобросовестный продавец, погасив запись о переходе права собственности к покупателю, может обременить недвижимую вещь ипотекой. В этом случае удерживаемая покупателем вещь, за счёт которой продавец потенциально может получить удовлетворение, может быть существенно обесценена.
Попытка решить данную проблему предпринята в п. 52 постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 29.04.2010 № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». Как отмечает А.В. Егоров, данное разъяснение нужно толковать так, что с заявлением в Росреестр о погашении записи в ЕГРН на основании судебного акта о двусторонней реституции может обращаться только судебный пристав-исполнитель, на которого возложены полномочия по обеспечению встречности возврата полученного по недействительной сделке.
Другой пример заключается в том, что взыскатель, в пользу которого по реституции присуждены деньги (компенсационная реституция), может, не возбуждая исполнительное производство, обратиться непосредственно в кредитную организацию, где у должника имеется счёт, с требованием об исполнении исполнительного документа (ч. 5 ст. 70 Закона об исполнительном производстве). У банка также отсутствуют полномочия по проверке того, исполнена ли встречная обязанность взыскателя по возврату всего полученного им в пользу другой стороны.
Решением данной проблемы могло бы стать блокирование права стороны двусторонней реституции обращаться в кредитную организацию должника с требованием об исполнении судебного акта в свою пользу.
Таким образом, в российских реалиях решение проблемы обеспечения встречности возврата полученного по двусторонней реституции необходимо также искать в процессуальном законодательстве. Возможно, следует предусмотреть в законодательстве об исполнительном производстве, что исполнение судебных актов о реституции должно происходить в рамках сводного исполнительного производства. Это позволит обеспечить исполнение исполнительных листов не изолированно, а согласованно друг с другом, так, чтобы принудительный возврат полученного одной стороной производился только при реальной готовности другой стороны вернуть полученное ею самой.
Одним из вариантов могло бы стать то, что в случае предъявления судебным приставом-исполнителем требования о возврате имущества должник вправе возразить о приостановлении своей обязанности до того момента, пока встречное реституционное обязательство не будет исполнено другой стороной или не будет заявлено о готовности произвести такой возврат, например, посредством депонирования суммы на депозитном счёте службы судебных приставов. В дальнейшем, при наличии очевидных сведений о том, что реституционное требование одной из сторон не будет исполнено, взыскатель вправе обратиться в суд с заявлением об изменении способа исполнения судебного акта и приведении обоих реституционных требований к денежному эквиваленту и их взаимному прекращению в результате сальдирования, что позволит разрешить проблему «вечной подвешенности» реституционных требований при невозможности их фактического исполнения.
5. Анализ судебной практики
Идея обеспечения встречности в двусторонней реституции при банкротстве одной из сторон была отражена в п. 29.5 постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». В данном пункте разъяснено, что если сделка признана недействительной по общегражданским, а не по банкротным основаниям, то встречность при возврате полученного обеспечивается следующим механизмом.
Если сделка была исполнена обеими сторонами, то в случае, когда по реституции должник обязан вернуть другой стороне деньги, а контрагент – вернуть должнику вещь, следует исходить из того, что в связи со встречным характером (ст. 328 ГК) обязательств по реституции применяются положения ст. 359 ГК (удержание), и на основании ст. 360 ГК требование такого кредитора должно быть включено в реестр как залоговое. В ином случае контрагент возвратил бы имущество в конкурсную массу, а сам был вынужден включить свои требования в реестр и получить несколько копеек на рубль.
Если несостоятельный должник обязан вернуть вещь (реституция владения), а другая сторона – денежные средства (компенсационная реституция), то несостоятельный должник вправе не передавать вещь другой стороне до того момента, пока она не вернёт должнику деньги (ст. 328, 359, 360 ГК). В том случае, если выплата не будет произведена в установленный судом срок, должник вправе реализовать вещь, а полученные средства перечислить другой стороне за вычетом тех средств, которые причитаются должнику.
В случае если одна из сторон реституционного правоотношения «впадает» в банкротство, приостановление исполнения обязанности по возврату полученного до исполнения встречной обязанности другой стороной нецелесообразно ввиду целей банкротной процедуры – максимально полное и быстрое пополнение конкурсной массы и недопустимость затягивания процедур банкротства. Если бы контрагент мог удерживать вещь у себя вплоть до исполнения встречной реституционной обязанности банкротом, то это ущемляло бы интересы других кредиторов. Представим, что рыночная стоимость вещи, подлежащей возврату в конкурсную массу, составляет 10 млн руб., в то время как несостоятельный должник в порядке реституции обязан вернуть контрагенту 5 млн руб. В случае если применять общегражданскую логику и допускать возражение контрагента о неисполнении встречной обязанности, то в случае если несостоятельный должник до окончания конкурсного производства так и не может исполнить свою реституционную обязанность в силу отсутствия денег в конкурсной массе, то это по сути лишало бы конкурсную массу 5 млн руб.
Как отмечает Д.В. Дождев, в вопросе о допустимости удержания при банкротстве конфликтуют два противоположных интереса: интересы другой стороны по реституции и интересы кредиторов. Постановление Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» исходит из того, что стороны находятся в отношении взаимных предоставлений, ввиду чего требование к несостоятельному должнику должно быть обеспечено удержанием. В Германии и Австрии введение в отношении одной из сторон процедуры банкротства также не отменяет действие принципа встречного характера реституционных требований и их одновременного исполнения .
При этом, если сделка признана недействительной по банкротным основаниям, ни положения ст. 328 ГК, ни указанные разъяснения постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» не применяются. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ в определении от 03.08.2020 № 307-ЭС20-2237 подтвердила данный вывод, указав, что положения п. 3 ст. 328 ГК не применяются к двусторонней реституции по сделке, признанной недействительной на основании ст. 61.3 Закона о банкротстве (преференциальная сделка), так как в п. 2–3 ст. 61.6 Закона о банкротстве на этот счёт установлены специальные положения: кредитор приобретает восстановленное требование к должнику только после возврата им в конкурсную массу полученного с предпочтением.
Получается, что в сценарии банкротства одной из сторон действие функциональной синаллагмы в двусторонней реституции будет зависеть от того, по каким основаниям – банкротным или внебанкротным – сделка признана недействительной. Данная позиция обоснованно критикуется А.Г. Карапетовым, так как среди общегражданских составов недействительности также имеются те, которые характеризуются крайней степенью упречности поведения одной из сторон сделки (заблуждение, обман, насилие, сговор, кабальность и т.п.). Однако к этим составам недействительности сделок карательная мера в виде отказа в применении положений о функциональной синаллагме применяться не будет. Одновременно с этим сделка может быть признана недействительной вследствие того, что противник по кредиторскому оспариванию не справился с бременем опровержения презумпций своей недобросовестности, установленных Законом о банкротстве. Такая дифференциация кажется не до конца выверенной с политико-правовой точки зрения.
А.Г. Карапетов предлагает закрепить в качестве общего правила действие функциональной синаллагмы ex ante на все составы недействительности сделок, и только в случае недействительности сделки, вызванной упречностью поведения контрагента, суд в качестве санкции может заблокировать для такого контрагента ссылку на применение положений о функциональном аспекте синаллагмы.
Следующий шаг на этапе обеспечения встречности применительно к случаям применения последствий недействительности сделки предпринят ВС РФ в п. 80 постановления Пленума от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», где указано, что при удовлетворении требования одной стороны недействительной сделки о возврате полученного другой стороной суд одновременно рассматривает вопрос о взыскании в пользу последней всего, что получила первая сторона. Ранее данная идея была изложена в абз. 8 п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13.11.2008 № 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения», где было указано, что двусторонний характер реституции означает, что решение суда должно разрешать вопрос об обязанности каждой из сторон вернуть всё полученное по сделке.
Указанными разъяснениями в российском праве был окончательно закреплён механизм «принудительной двусторонности» реституции. Данный механизм нехарактерен для зарубежных правопорядков, поскольку нарушает принцип частной автономии, но образовался с учётом публично-правовой природы реституции, сложившейся в советском праве, и является, по сути, одним из проявлений социального процесса. Современное российское право унаследовало данную черту реституции.
Вместе с тем данное разъяснение представляется половинчатым, так как оно не решает вопрос о том, как суду обеспечивать порядок возврата полученного по недействительной сделке. Так, из данного разъяснения непонятно, в какой очерёдности исполнять судебный акт на этапе исполнительного производства с учётом того, что на основании данного решения суда будут выданы два исполнительных листа, исполнить которые сторона может вне зависимости от исполнения обязанности со своей стороны, в том числе путём обращения взыскателя в кредитную организацию (в случае компенсационной реституции) или в Росреестр (в случае реституции владения в отношении недвижимой вещи).
В 2015 году Судебной коллегией по гражданским делам ВС РФ было рассмотрено дело, которое актуализировало проблематику встречности в двусторонней реституции. В рамках данного дела супруга обратилась в суд с иском о признании договора купли-продажи автомобиля недействительным по тому основанию, что договор заключён от её имени супругом, который не имел полномочий на распоряжение имуществом. Суды нижестоящих инстанций признали договор недействительным и при этом указали в резолютивной части судебных актов, что передача автомобиля должна быть произведена только после возврата продавцом денежных средств покупателю. Отменяя судебные акты судов нижестоящих инстанций, Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ указала следующее:
«…Положения пункта 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации… не предусматривают возможности определения очередности исполнения каждой из сторон недействительной сделки обязанности по возврату полученного имущества, а также включение в резолютивную часть решения суда, содержащую выводы суда о последствиях недействительности договора, условий применения реституции, наступление которых не зависит от воли лица, чье право нарушено оспоренной сделкой»
Таким образом, Судебной коллегией по гражданским делам ВС РФ в 2015 году была отвергнута идея обеспечения встречности двусторонней реституции через установление порядка и очерёдности исполнения судебного акта. Мотивы, по которым Судебная коллегия оставила в стороне вопрос о применении ст. 204 ГПК, в определении ВС РФ не освещались. Возможно, принятое Судебной коллегией решение обусловлено тем, что с иском о применении последствий недействительности сделки обратилось третье лицо (супруга продавца), тогда как между сторонами недействительной сделки имелась фактическая аффилированность. В такой ситуации приведение в исполнение судебного акта в той очерёдности, которая установлена судами нижестоящих инстанций, приводило бы к ущемлению интересов супруги продавца, так как бремя «открывающего исполнения» лежало бы на супруге, который мог специально не возвращать денежные средства другой стороне недействительной сделки, не запуская тем самым механизм реституции. Вместе с тем правовая позиция, изложенная Судебной коллегией по гражданским делам ВС РФ в данном определении, сформулирована слишком широко и не допускает применение положений о встречном исполнении обязательств там, где это казалось бы справедливым.
С 2020 года Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ рассмотрела три дела, в которых распространила модель условного возражения на случаи расторжения договора.
В первом деле покупатель обратился к продавцу с иском о расторжении договора, мотивированным тем, что государственная регистрация автоцистерны для пищевых жидкостей, являющейся предметом договора купли-продажи, была аннулирована Госавтоинспекцией, ввиду чего покупатель не может использовать проданный товар по назначению. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ указала, что удовлетворение требования о расторжении договора и возврате покупной цены не должно нарушать эквивалентность осуществлённых ими при исполнении расторгнутого договора встречных имущественных предоставлений. При этом Судебная коллегия дополнительно отметила следующее:
«Учитывая неразрывную взаимосвязь и взаимозависимость требований о возврате покупной цены, возвращении поставленного имущества в натуре и возмещении убытков, понесенных покупателем в связи с расторжением договора, судебная коллегия исходит из целесообразности разрешения судом вопросов о судьбе имущества и об убытках одновременно с рассмотрением спора о расторжении договора в связи с поставкой товара ненадлежащего качества, что предопределяет необходимость постановки судом соответствующих вопросов на разрешение сторон»
В данном деле позиция, изложенная в п. 80 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», была распространена на случаи возврата полученного в результате расторжения договора. Но ВС РФ пошёл дальше и в резолютивной части судебного акта установил порядок и очерёдность возврата полученного, обязав сначала продавца вернуть денежные средства за проданный товар, а только потом – покупателя вернуть автоцистерну.
В определении от 26.03.2021 № 303-ЭС20-20303 Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ повторно изложила данную правовую позицию, указав, что судами не разрешена судьба спорного оборудования, тогда как данный вопрос, учитывая неразрывную связь требования о возврате товара и требования о возврате покупной цены, подлежал одновременному рассмотрению.
Кроме того, в определении от 22.07.2021 № 307-ЭС21-5824 Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ рассмотрела следующее дело. Между сторонами заключён договор купли-продажи автомобиля. Покупатель расторг договор в связи с обнаружением недостатков в автомобиле. Суд в качестве последствий расторжения договора определил очерёдность возврата всего полученного по расторгнутому договору, указав в резолютивной части решения, что покупатель обязан вернуть автомобиль только после полной выплаты продавцом денежных средств, уплаченных покупателем по договору. Впоследствии в отношении продавца введена процедура банкротства. Покупатель включился в реестр требований кредиторов продавца, после чего финансовый управляющий должника обратился с исковым требованием об истребовании у покупателя в конкурсную массу автомобиля. Помимо целой плеяды проблемных вопросов, рассмотренных судом в данном деле, ВС РФ высказал важную правовую позицию:
«…Такие обратные (реверсивные) обязательства сторон, возникшие вследствие расторжения договора купли-продажи, как обязанность продавца вернуть деньги и обязанность покупателя вернуть товар, носят встречный и взаимозависимый характер»
Так, ВС РФ указал, что в связи с расторжением договора у покупателя возникает обязательство произвести обратное отчуждение товара продавцу, которое, в свою очередь, взаимообусловлено возвратом последним денежных средств. Поскольку последовательность исполнения реверсивных обязательств, вытекающих из расторжения договора, определена судом таким образом, что первым свою обязанность должен исполнить продавец, а только после этого – покупатель, то покупатель вправе не производить обратное отчуждение товара продавцу до тех пор, пока он не получит от продавца денежные средства, уплаченные им по договору.
Несмотря на то, что указанные судебные акты касаются случаев расторжения договора, представляется, что действие синаллагмы на обязательства по возврату полученного должно быть единым как для ситуаций расторжения договора, так и для признания его недействительным. Так, в европейских правопорядках уже давно ведутся дискуссии о единой модели регулирования реституции как на случай расторжения договора, так и при его недействительности. Поэтому позиция, высказанная ВС РФ применительно к реверсивным обязательствам, возникающим вследствие расторжения договора, сущностно применима и к двусторонней реституции при недействительности сделки.
Заключение
1. Реституционные притязания в рамках применения последствий недействительности сделки не находятся в генетической синаллагматической связи, однако функциональный и кондициональный аспекты синаллагмы применимы к реституции в силу общеправового принципа добросовестности, справедливости и недопустимости неосновательного обогащения. За рубежом это достигается за счёт концепции фактической синаллагмы, применения инструментария аналогии закона и др. Российский ГК в ст. 328 также не ограничивает применение синаллагмы исключительно обязательствами, вытекающими из единого договора. В связи с этим заполнение субъективно-телеологического пробела в части вопроса о применении положений о синаллагме (ст. 328 ГК РФ) к двусторонней реституции должно происходить посредством применения п. 3 ст. 307.1 ГК РФ.
2. Существует несколько моделей обеспечения встречности реституции на стадии судебного рассмотрения дела: условное судебное решение (механизм «Zug um zug»), условный встречный иск, условное возражение. В российском праве на данном историческом этапе закрепилась модель условного возражения. При этом представляется, что модель условного встречного иска является более логичной и правильной с догматической точки зрения. Уже сейчас сложилась судебная практика, легитимирующая суды самостоятельно определять порядок и очерёдность возврата полученного по расторгнутому договору. С учётом того, что модель возврата полученного в рамках расторгнутого и недействительного договора во многом едина, видится, что данная судебная практика уже сейчас является хорошим подспорьем для юристов и судей при определении в судебном акте чёткого порядка и очерёдности возврата полученного в рамках двусторонней реституции.