Пределы защиты третьего лица, полагавшегося на мнимую сделку
В статье анализируется ситуация, когда добросовестное третье лицо полагается на мнимую сделку. Также исследуется вопрос о том, как указанный способ защиты согласуется со ст. 302 ГК.
1. Совершая мнимую сделку, её участники намерены создать видимость возникновения правовых последствий, несмотря на то, что по факту каких-либо изменений в их имущественной массе не происходит. Как правило, это делается для того, чтобы ввести в заблуждение третьих лиц. Подобные сделки являются ничтожными, вследствие чего заинтересованные лица вправе как ссылаться на их недействительность, так и заявить самостоятельный иск о признании сделки ничтожной. Классическим примером в данном случае выступает попытка неплатёжеспособного должника создать видимость отчуждения имеющихся у него активов другим лицам с целью воспрепятствовать обращению взыскания на них (притом что даже после совершения купли-продажи фактически собственником себя считает продавец по мнимой сделке, продолжающий владеть и пользоваться вещью как своей).
Однако мнимая сделка не всегда автоматически прямо или косвенно причиняет ущерб третьим лицам. В ряде случаев третье лицо полагается на мнимую сделку и совершает определённые юридические действия, считая её действительной. Например, неосведомлённое третье лицо приобретает вещь или право требования у мнимого правообладателя. В подобной ситуации последующая констатация судом недействительности мнимой сделки и применение последствий, с этим связанных, были бы крайне нежелательны для такого лица. Возникает вопрос, может ли добросовестный участник оборота, полагавшийся на мнимую сделку, защититься от последующих притязаний её сторон и каковы границы такой защиты.
В настоящей статье приведённые проблемы рассмотрены на примере позиции ВС РФ. В одном из рассмотренных высшей инстанцией дел мог бы содержаться ответ на этот вопрос, однако, как будет показано далее, попавшее в похожие обстоятельства третье лицо было защищено ВС РФ с использованием иного обоснования.
2. В рамках комментируемого дела собственник продал принадлежащие ему объекты недвижимости – земельные участки и расположенные на них жилые дома – своей бывшей жене. Между экс-супругами был оформлен договор купли-продажи, в котором указано, что покупатель полностью оплатил стоимость реализуемого имущества до заключения договора. Также подписан акт приёма-передачи и произведена регистрация права собственности за приобретателем.
Через пару лет новый собственник (бывшая жена) продал эти объекты третьему лицу, которое перечислило покупную цену ещё до регистрации права собственности за собой.
Когда документы на регистрацию всё же были переданы в Росреестр, по итогам их рассмотрения регистрирующий орган сообщил о наличии судебного запрета на осуществление регистрационных действий со спорными объектами.
Выяснилось, что бывший собственник, совершивший отчуждение данного имущества два года назад, обратился с иском о признании договора, заключённого между ним и его бывшей женой, недействительным, указывая на мнимость сделки. Он также требовал перерегистрировать право собственности на спорные объекты со своей бывшей супруги на себя. Как пояснил истец, «объекты недвижимости были переоформлены на бывшую супругу для создания психологического комфорта, способствующего исцелению от тяжелого заболевания».
Примечательно, что этот иск был предъявлен уже после заключения договора купли-продажи между новым собственником и третьим лицом.
Узнав о процессе, третье лицо в рамках этого же дела обратилось с самостоятельными требованиями о регистрации права на имущество за собой.
Суды нижестоящих инстанций требования прежнего собственника удовлетворили в полном объёме, в удовлетворении иска третьего лица было отказано.
Суды исходили из того, что по мнимой сделке у покупателя не возникло право собственности, соответственно – она не обладала правом на распоряжение объектами и отчуждение их третьему лицу. На мнимость этой сделки, по мнению судов, указывали следующие обстоятельства:
– денежные средства по договору купли-продажи выплачены не были;
– фактически объекты из владения истца не выбывали;
– бремя содержания имущества продолжил нести истец;
– сделка заключена в период совместного проживания сторон (несмотря на расторжение брака);
– стоимость имущества была многократно занижена;
– отсутствие доказательств наличия у покупателя собственных денежных средств, а также её участия в содержании имущества.
3. ВС РФ судебные акты отменил, направил дело на новое рассмотрение.
Основанием для этого послужил вывод суда о наличии в материалах дела доказательств реального исполнения сторонами договора купли-продажи и, как следствие, отсутствия у сделки признаков мнимости.
В частности, ВС РФ указал на необходимость придерживаться буквального текста договора и акта приёма-передачи, из которых следует, что денежные средства были перечислены ещё до совершения сделки.
Аргумент о том, что имущество не выбывало из владения прежнего собственника, опровергнут судом со ссылкой на право собственника предоставить принадлежащее ему жилое помещение для проживания иных лиц.
4. Учитывая обстоятельства настоящего дела, необходимо рассмотреть два вопроса.
Во-первых, при каких условиях сделка является мнимой.
Во-вторых, в какой степени должно быть защищено лицо, полагавшееся на действительность мнимой сделки.
4.1 Отвечая на вопрос о том, какая сделка является мнимой, необходимо отметить, что конститутивным признаком такой сделки выступает намерение обеих сторон создать видимость правовых последствий. Заключение мнимой сделки порождает несоответствие между обоюдной волей сторон и их волеизъявлениями.
Воля участников сделки может быть подтверждена или их собственными заявлениями (письма, в которых упоминается факт заключения мнимой сделки, протоколы допросов), или посредством оценки объективных фактов, раскрывающих, что, несмотря на заключение сделки, правовое положение её участников нисколько не изменилось, а правовые последствия, предусмотренные соответствующим договорным типом, не достигнуты.
Следует отметить, что найти документы, содержащие прямые заявления сторон о намерении заключить мнимую сделку, крайне сложно. Возможности несколько расширяются, если в отношении указанных лиц возбуждено уголовное дело (что, конечно, совершенно не гарантирует 100%-ного успеха).
В этой связи в большинстве случаев судебная практика признаёт сделки мнимыми, опираясь на косвенные доказательства и оценивая последующее поведение сторон.
Так, в определении ВС РФ от 05.06.2012 по делу № 11-КГ12-3 и постановлении Президиума ВАС РФ от 22.03.2012 № 6136/11 вывод о мнимости договоров купли-продажи недвижимого имущества был сделан ввиду того, что имущество не выбывало из владения продавца. В указанных делах имело значение, что мотивом совершения подобных сделок послужили решения судов о взыскании с реальных собственников задолженностей значительного размера.
При этом осуществление государственной регистрации права собственности за фиктивным покупателем более не рассматривается в качестве препятствия для признания сделки мнимой (абз. 3 п. 86 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»).
В настоящем деле Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ несколько отходит от указанного подхода и акцентирует внимание на самом тексте договора и оформленном в рамках его исполнения акте приёма-передачи, указывая на буквальное значение содержащихся в них слов и выражений.
Этот подход отличается от позиции, поддержанной в более ранних определениях ВС РФ. Так, в определении ВС РФ от 13.07.2018 № 308-ЭС18-2197 отмечается:
«Характерной особенностью мнимой сделки является то, что стороны стремятся правильно оформить все документы, не намереваясь при этом создать реальных правовых последствий. У них отсутствует цель достигнуть заявленные результаты. Волеизъявление сторон мнимой сделки не совпадает с их внутренней волей, сокрытие действительного смысла сделки находится в интересах обеих ее сторон»
Приведённый фрагмент свидетельствует о том, что, доказывая мнимость сделки, нужно подтвердить несовпадение воли сторон с волеизъявлением, изложенным в договоре. Сделать это в большинстве случаев можно, оценив, наступили ли в рамках её исполнения правовые последствия, обычно порождаемые такой сделкой. Следовательно, нельзя ограничиться изучением буквального значения текста договора и составленных в рамках его исполнения первичных документов – этот подход не позволит установить подлинную волю сторон, поскольку в самом тексте мнимой сделки их действительная воля не выражена.
Следуя этой позиции, ВС РФ в другом деле указал на ошибку нижестоящих судов, исходивших только лишь из формального соблюдения сторонами требований к оформлению сделки и регистрации спорного автомобиля в органах ГИБДД за покупателем, а также из оформления на имя покупателя договора ОСАГО, необходимого для использования данного автомобиля. Возвращая дело на новое рассмотрение, суд обратил внимание на оставленные без оценки доводы о том, что автомобиль фактически используется первоначальным собственником, о явном несоответствии указанной в договорах цены фактической стоимости автомобиля, о том, что сделки по времени совпадают с предъявлением требований о применении мер обеспечения в отношении автомобиля.
Таким образом, общепринятый подход о том, что мнимую сделку можно распознать, доказав несоответствие воли сторон их волеизъявлениям, в том числе исходя из последующего поведения сторон сделки, в данном случае был несколько ограничен. Следует оценить, насколько это было оправданно с точки зрения достигнутого результата.
4.2 Если бы договор купли-продажи между первоначальным собственником и его бывшей супругой был признан недействительным, это причинило бы значительный ущерб третьему лицу, купившему это имущество у мнимого собственника, заплатившего за него, но не успевшего зарегистрировать за собой право. Вместе с тем основанием для этого является иск прежнего собственника, который сам эту мнимую сделку и совершил. Подход, занятый ВС РФ, позволил защитить интересы этого третьего лица.
Достигнутый в настоящем споре конечный результат ставит вопрос о том, имеются ли у третьего лица, полагавшегося на мнимую сделку, возможности для защиты от последующих притязаний сторон мнимой сделки, ссылающихся на её недействительность.
Если обратиться к европейскому опыту, то подобная защита предоставлена, например, в Австрийском гражданском уложении (АГУ). Согласно п. 2 §916 АГУ третьему лицу, которое полагалось на мнимую сделку при приобретении права, не может быть противопоставлена мнимость этой сделки. Как отмечается, это правило представляет собой особый способ защиты добросовестных лиц и не ограничивается исключительно возмездными сделками. Эта норма направлена на защиту приобретателей вещей, залогодержателей, а также цессионариев, получивших фиктивное право требования. Обоснование такого подхода заключается в том, что стороны мнимой сделки не заслуживают правовой защиты.
Похожее правило закреплено и в DCFR (II.-9:201 Эффект симуляции). Отличие состоит лишь в том, что при уступке права, возникшего из мнимой сделки, цедент не может передать третьему лицу требование, которое в дальнейшем можно было бы успешно предъявить должнику, – в подобном случае ответственность перед третьим лицом возлагается исключительно на цедента.
В Германии аналогичная позиция (необходимость защиты третьего лица, положившегося на мнимую сделку) была высказана Имперским судом в 1887 году. В рамках этого дела наследники заключили соглашение, согласно которому всё имущество досталось мужу умершей дамы, а их дочь должна была получить от отца определённую сумму денег. В дальнейшем дочь выдала отцу расписку, подтверждающую принятие от него указанных денежных средств в полном объёме. Затем это лицо (отец) взяло кредит в банке под залог здания, входившего в наследственную массу. Кредит оно вернуть не смогло, в результате чего банк инициировал процесс обращения взыскания на предмет ипотеки. Однако банк стал вторым залогодержателем, потеснённым дочерью должника, которая к этому моменту уже успела успешно просудить требование о взыскании всей суммы, причитающейся ей на основании соглашения о разделе наследственной массы (выданная ранее расписка была признана фиктивным документом, поскольку по факту отец не имел возможности передать дочери такую сумму). Не желая мириться с таким положением, банк обратился с иском о том, чтобы его залог признали более приоритетным, поскольку залог дочери по своему существу является необоснованным, учитывая выданную ранее расписку о получении денежной суммы в полном объёме. Несмотря на то, что суд признал факт неполучения дочерью денежных средств, он указал, что банк, выдавая кредит, принял во внимание указанную расписку и считал, что он, как кредитор, будет иметь приоритетное право залога в отношении недвижимого имущества должника.
Исходя из этого, Имперский суд сделал общий вывод, что третьему лицу нельзя противопоставить мнимость сделки, если это третье лицо действовало, доверяя серьёзности волеизъявлений участников мнимой сделки, а впоследствии этому третьему лицу будет причинён ущерб тем, что одна из сторон мнимой сделки сошлётся на её недействительность.
Приведённый подход, однако, не был закреплён в ГГУ. Как отмечается в немецкой литературе, аналогичный результат (защита третьего лица, посчитавшего мнимую сделку действительной), достигается за счёт специальных положений закона – §405 (уступка требования, обусловленного предъявлением документов), §892 (публичное доверие к поземельной книге), §932 (добросовестное приобретение от неуправомоченного лица).
В российском ГК, как и в ГГУ, отсутствуют специальные положения о недопустимости для сторон мнимой сделки ссылаться на её ничтожность в спорах с третьими лицами, добросовестно полагавшимися на действительность сделки. В этой связи необходимо определить, как соотносятся данное возражение и правила об ограничении виндикации, изложенные в ст. 302 ГК.
Как известно, ст. 302 ГК предусматривает три условия для ограничения виндикации (если только речь не идёт о деньгах и ценных бумагах на предъявителя):
– имущество выбыло из владения собственника по его воле;
– приобретатель должен быть добросовестным;
– вещь приобретена возмездно.
При совершении мнимой сделки, на основании которой вещь переходит в собственность приобретателя, право собственности на недвижимое имущество регистрируется за другим лицом по воле собственника.
В части возмездности имеет место расхождение, поскольку возражение о недопустимости ссылки на мнимость может быть заявлено вне зависимости от того, приобретено ли имущество третьим лицом по договору купли-продажи или принято в дар.
Наконец, с точки зрения добросовестности также видны различия. Во-первых, учитывается различный момент добросовестности. По ст. 302 ГК лицо должно быть добросовестным для целей ограничения виндикации как в момент заключения договора купли-продажи, так и при перечислении покупной цены и получении владения (и, видимо, регистрации перехода права). В свою очередь возражение о недопустимости ссылки на мнимость возможно заявить, если третье лицо совершило юридически значимые действия, полагаясь на действительность мнимой сделки, т.е. в обсуждаемом случае – добросовестность была бы важна на момент заключения договора купли-продажи.
Во-вторых, в этих случаях также разный объект оценки. По ст. 302 ГК проверяется добросовестность лица относительно его осведомлённости о наличии/отсутствии у контрагента права собственности на объект. А при заявлении возражений о недопустимости ссылки на мнимость важна осведомлённость о наличии несоответствия между волей и волеизъявлением сторон мнимой сделки. Как отмечается австрийскими учёными при комментировании соответствующей нормы, на третье лицо не может быть возложена обязанность по проверке сделки, т.е. и по проверке на мнимость – на предмет передачи продавцом владения покупателю.
Приведённое сопоставление показывает, что право лица на возражение против ссылки на мнимость обусловлено значительно меньшим количеством условий. В данном случае, если бы конечный приобретатель вещи мог заявить подобное возражение, оно, вероятно, сыграло бы решающую роль и позволило отклонить исковые требования реального собственника. Ограничением же виндикации по ст. 302 ГК приобретатель воспользоваться не мог, т.к., во-первых, сам собственником ещё не стал из-за приостановления регистрации, а во-вторых, лишился возможности получить статус добросовестного лица, узнав о наличии запрета на регистрацию изменений и о судебном споре о признании недействительным договора купли-продажи между реальным и мнимым собственником, да ещё и не проверив владение продавца.
Вероятно, желание ВС РФ защитить третье лицо и послужило основанием для отказа в удовлетворении требований истца о признании сделки мнимой.
Возможно ли было прийти к такому же результату, но с другим обоснованием?
Согласно п. 5 ст. 166 ГК заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицами полагаться на действительность сделки.
Укладывается ли правило о недопустимости для сторон мнимой сделки ссылаться на её ничтожность против добросовестного третьего лица в п. 5 ст. 166 ГК?
В обзоре судебной практики по применению п. 5 ст.166 ГК С.Ю. Манджиев отмечает, что данная норма применяется в том числе ко мнимым сделкам, когда одна из сторон необоснованно ссылается на ничтожность сделки, пытаясь избежать договорной ответственности. При этом суды используют взаимоисключающие аргументы, указывая на отсутствие правовых оснований для признания сделки мнимой (т.е. подтверждая ее действительность), и одновременно добавляют довод про эстоппель (который работает только при недействительности сделки).
В подобных делах разбирается ситуация, когда обе стороны сделки реально осуществляли её исполнение (например, лицо пользовалось объектом, внося арендную плату). В таких случаях вполне объясним вывод, поддерживаемый судами:
«Если стороны реализовали вытекающие из сделки права и обязанности, то признать такую сделку мнимой нельзя, даже если первоначально они не имели намерения ее исполнять»
В комментируемом же деле ситуация несколько иная. Обе стороны мнимой сделки договорились о том, что собственник по факту остаётся прежним. Но впоследствии фиктивный покупатель в одностороннем порядке меняет свою позицию и начинает действовать как настоящий собственник вещи, реализуя её третьему лицу. В подобном случае, пытаясь заблокировать действия мнимого приобретателя, реальный собственник заявляет о признании заключённого между ним и фиктивным приобретателем договора купли-продажи недействительным. Если при этом мнимый покупатель ещё не успел продать вещь и права третьего лица не затронуты, сможет ли он сам ссылаться на п. 5 ст. 166 ГК? Вероятно, нет – по следующим причинам. Во-первых, обе стороны мнимой сделки действовали противоправно (недобросовестно). Как отмечается в литературе, если обе стороны осведомлены о ничтожности заключаемого ими договора, то последующее возражение о ничтожности участником сделки заявлено быть не может. Во-вторых, наиболее противоречиво в этой ситуации ведёт себя не реальный собственник (истец по требованию о признании сделки недействительной), а приобретатель. Так, изначально договорившись о создании фиктивных правовых последствий, он, по сути, нарушает внутренние договоренности, достигнутые со своим контрагентом, и начинает действовать так, как будто изначально считал совершённую сделку действительной. Наконец, иск стороны мнимой сделки о признании её недействительной, как представляется, не подпадает под п. 4 ст. 167 ГК, согласно которому суд вправе не применять последствия недействительности сделки, если их применение будет противоречить основам правопорядка или нравственности.
Таким образом, сторона мнимой сделки не вправе ссылаться на п. 5 ст. 166 ГК РФ по иску её контрагента, если после совершения этой сделки истцом не осуществлялись какие-либо действия, свидетельствующие об оценке её в качестве действительной. Причина этого в первую очередь заключается в том, что поведение истца не давало оснований второй стороне полагаться на её действительность.
Изменится ли ситуация, если на п. 5 ст. 166 ГК ссылается третье лицо, полагавшееся на действительность мнимой сделки?
Сам факт заключения мнимой сделки даёт неосведомлённым третьим лицам основание полагаться на её действительность (если, конечно, в ней нет иных, более очевидных пороков).
При этом недобросовестность лиц, совершивших мнимую сделку, не вызывает сомнений, учитывая, что заключение такого договора уже является противозаконным поведением. Во всяком случае именно на них должен быть возложен риск того, что третье добросовестное лицо будет рассматривать данную сделку в качестве действительной. Тот факт, что истец (сторона мнимой сделки) не совершал после её заключения каких-либо дополнительных действий, не является обязательным условием применения п. 5 ст. 166 ГК (поскольку в данной норме использован термин «в частности»).
Учитывая изложенное, представляется, что защита третьего лица, которое приобрело вещь у мнимого собственника, должна быть несколько шире, чем предполагает ст. 302 ГК. В частности, добросовестное третье лицо может успешно возражать против ссылки на мнимость или против иска со стороны участников мнимой сделки. Представляется, что это возражение охватывается п. 5 ст. 166 ГК.